Сад Эпикура - [52]

Эпикур знал в своем саду каждое масличное дерево и едва ли не у каждого из них было свое имя: Косое, Корявое, Приземистое, Горькое, Сиротка, Дочь, Рука, Баран, Плакса. Эти имена они получили за свои приметные свойства: Косое покосилось однажды от сильного ветра да так теперь и росло, на Горьком вырастали самые горькие плоды. Рука своим видом напоминала большую руку с пятью растопыренными ветками-пальцами, Сиротка получила свое имя за то, что была найдена выброшенной или утерянной кем-то на дороге к Илиссу в одну из давних весен, — Эпикур с друзьями направлялся туда на праздник анфестерий[69]. Эпикур принес тогда Сиротку домой и посадил. Теперь она давала прекрасные продолговатые оливки-керкитис, названные так за то, что были похожи на ткацкую палочку. Керкитис же — лучшие маслины для еды. Каждый год Эпикур приказывал Федрии солить их отдельно от других и подавать только гостям.

Плакса раньше других осыпалась, Баран же, напротив, не хотел расставаться со своими плодами даже под ударами палок, приходилось срывать их всегда руками, прилагая к этому немало сил. Баран и Приземистое были самыми старыми и самыми большими оливами в саду Эпикура. Они были посажены здесь задолго до того, как Эпикур купил этот сад у Синдара. Старее их была только сгоревшая Мать, давшая жизнь многим оливам, росшим в саду. Из ее черенка Эпикур сам вырастил Дочь. Он сам выбрал ветку, осторожно, чтобы не повредить коры и лыка, спилил ее, сам вогнал колотушкой в рыхлую землю, потом в течение трех лет ежемесячно окапывал молодое деревце. Когда Дочери было два года, он впервые прикоснулся к ее кудряшкам ножницами, оставив из всех ветвей только одну. А когда ей исполнилось четыре года, срезал еще одну ветку. Из оставшейся пошли другие, упругие, зеленые, плодоносные. Он подкармливал ее ежегодно масличным отстоем, козьим навозом и золой. Она давала прекрасные черные маслины, которые ключница Федрия мариновала в старом вине.

Сбор оливок начали с восходом солнца. Еще с вечера садовник Мис принес в маслинник корзинки и козлы, на которые уложил широкие доски. С этих козел легко можно было дотянуться до верхних ветвей если не рукой, то тростинкой. Была здесь и садовая лестница. Накануне заготовил Мис трости, полотно, которое расстилают под деревом, когда сбивают или стряхивают с него плоды. Он же оповестил всех о предстоящей работе, принес кувшины с родниковой водой для питья.

В маслинник вышли все — и взрослые, и дети: Гермарх, Идоменей, Медонт, Колот, Леонтей, жена Идоменея Бати́да, жена и сын Леонтея, жена и дети покойного Метродора, вся прислуга Эпикура — ключница Федрия, пекарь и винодел Никий, огородник Ликон, привратник Афан, Мис, а также прислуга Гермарха, Идоменея, Метродора и Колота.

Когда все собрались, Эпикур подошел к младшему сыну Метродора Эпикуру, поднял его, поставил на козлы перед Сироткой и сказал:

— Сорви всем нам по оливке.

Мальчик ловкими движениями рук сорвал с ветки несколько горстей продолговатых упругих оливок и бросил их в корзинку, которую держал Мис.

— Хватит? — спросил он, улыбаясь от солнца, от множества глаз, которые были теперь обращены к нему.

— Хватит, — сказал ему Эпикур и снял с козел.

Потом он обошел всех с корзиной и раздал каждому по оливке. Последнюю положил себе в рот, прищурился и прикусил ее — сочную, горьковатую, прохладную, ароматную. Кивнул одобрительно головой, прожевал мякоть, выплюнул на ладонь косточку и сказал:

— Начнем сбор. Слава Афине!

— Слава Афине! — дружно ответили ему все собравшиеся. — Слава Афине! Слава Афине!

Работали весело, жадно. Все давно стосковались по простой и дружной работе, по светлому саду, по солнцу, по радостному гомону. Столько было черного и грустного позади, что, казалось, уже конца не будет: чума, страх, голод, пожары, смерть Аристобула, арест Колота, смерть Метродора, страдания, слезы, тоска… И вот — тихое светлое утро, роса на оливках, длинные тени от деревьев, запахи цветов и травы, радостные лица, смех, звонкие голоса детей.

Феодату, дочь Метродора, выбрал себе в помощницы Медонт. Легкая и подвижная, как птица, она, казалось, без помощи сильных рук Медонта перелетала с одной ветки на другую и там, в зелени листвы, щебетала, взмахивая белыми крыльями, и оливки, как изумруды, сыпались от этих ее взмахов в подставленную Медонтом корзинку.

Два маленьких Эпикура — сын Метродора и сын Леонтея — увязались за Колотом. Он поднимал их на свои широкие плечи, и они рвали оливки, складывая их себе за пазуху, и дружно подпевали Колоту:

Есть на свете отец, двенадцать сынов ему служат;

Каждый из них родил дочерей два раза по тридцать:

Черные сестры и белые сестры, друг с другом схожи;

Все умирают одна за другой, и все же бессмертны[70].

Батида, сестра Метродора, работала вместе с его вдовой Леонтией. Они обе были печальны, молчаливы, и обе прекрасны в своей печали. Батида похожа на покойного брата. Эпикур, взглянув на нее, вздохнул, но Федрия не дала ему погрузиться в грустные мысли, отвлекла разговорами о предстоящей засолке маслин — толковала о рассоле, о маринадах, о чанах для мытья оливок. Никий, услышав этот разговор, подошел к Эпикуру и спросил, на чьем прессе они будут давить масло. И хотя каждый год он отвозил урожай оливок на маслодавильню Клеобу́ла, он каждый год спрашивал, не отвезти ли их на этот раз на маслодавильню Тевта́ма.