Саамские сказки - [56]

Стоят против крепости и переговариваются:

— Амбарчики-то на одной ножке стоят,— срубить бы надо. Там уж, наверно, неплохо припасено. Пожрать-то надо бы, с утра ведь не евши. И срубить-то легко! Подумаешь — один пень!

Братья услышали эти речи, и кричат им в насмешку:

— Погодите рубить! А если голодно, так мы вас накормим, дадим вам едобы!

И начали они из луков стрелять, да не прямо в лоб, а с левого боку. Чудь шарахнулась вправо, думали спрятаться, а угодили в глубокие ямы. Там они повисли на острых кольях. Братья стрелы шлют одну за другою без устали, метко, без промаха бьют! Засыпали они своих врагов стрелами и уложили многих тут, на месте. Чудь ударилась по неведомой ей тропе в лес, ухорониться хотели, а оттуда их самострелы поражают.

Войти-то вошли, а выхода нет! Куда ни бросится враг, ему везде погибель. На глазах у братьев бегают, а убежать не могут. А те стрелами бьют врагов одного за другим; однако иудины нашли ход и побежали в погост. Мало их осталось, больше тут полегло.

Ночь пришла. Братья на макушки амбаров забрались, не слезают. Берегутся. Следят: нет ли где засады, не шевельнется ли притворный чудин. Видят — нет никого. Кто лежит, тот убит намертво.

Стали братья тихонько перешептываться. Говорит младший:

— Вслед за ними надо бы ехать!

— Надо бы ехать за ними вслед,— отвечает старший.

Помолчали. Слушают.

— Пойдем на лыжах! — говорит младший.— Бояться нечего: атаман убит, считай половины силы нет, да и мы тут положили их не мало.

— Эти остатки, которые отсюда убежали,— говорит старший,— они на дороге заночуют. Тут им конец! Бежим догонять их, пока не ушли они до погоста, тогда будет труднее.

И пошли они на лыжах. Наступила ночь. Чудины развели костер. Уселись вокруг обогреться, тут же у дороги. Завидя костер, залегли братья в снег, подобрались, приловчились стрелять сбоку: одним выстрелом кончали дух сразу. Ну где же тут выстоять против них! И этим чудинам братья отомстили.

Сыны Няла помнили слова отца — не ходить в погост. И они не ношли. Сначала высмотрели, что там делается.

А там чудь кончала грабить. Атаман, уезжая, приказал все добытое сложить в один дом. Лишних людей в плен не брать, оставить только двух невесток старого Няла. Красивы они были и молоды.

Чудь засела в доме старого Няла. Тут и добро сложили, тут и жили они и пировали, поджидая своего атамана.

Когда собрались они все вместе, оглядели друг друга и приужахнулись. От резни и грабежа вся-то одежа их в крови и в грязи. Дома, пожалуй, испугаются, двери не откроют.

Чудины приказали пленным женщинам выстирать все. Поскидали чудины штаны и кафтаны заморского покроя, а сами кое-как надели саамскую одежду; сидят, огонь палят, греются и пируют, ждут когда прачки подадут им чистую одежду.

Взяли женки кафтаны и всякое другое, развели костры, котлы с водою поставили, вскипятили, одежу выпарили, вымыли и пошли на реку полоскать. Чудь приставила к ним часового — своего верного человека. Часовой одет плохо. Ему холодно. Зима в те поры стояла студеная. Женки-то у себя дома, они оделись потеплее. Они полощут на проруби одну штуку за другой, кончат и снова начинают. Чудь в туне сидит, греется, поджидает, скоро ли? Караульный вокруг женок ходит, с одной ноги на другую попрыгивает, а потом остановился — дрожмя дрожит. Долго полоскали женки белье. Тем часом поднялась сильная непогодушка. Налетела моряна с пургою. Вот и говорят женки этому караульному, он уже вовсе застыл.

— Ты пошто стоишь да мерзнешь? Идж в избу, а мы придем сами, как только одежу прополощем. Иди. Если бы нас не стали бить, мы бы тоже пошли в избу, да нам нельзя: скажут, мы ленимся. Еще возьмут да в огонь бросят, а вернее, и в избу-то не пустят: замерзай на улице!

Караульный послушался, спрятался в соседнюю туну, подальше от начальников.

Женкам то и нужно. Они котлы с одежой в прорубь — бултых, а сами что было силы давай бежать вверх по реке. Бежали, бежали, как только могли дальше убежали. Притомились, сели — испугались, опять побежали. До водопада добрались. Тут на реке льду нет — чистая вода струится. Сил у них больше не стало ни бежать, ни идти. Они подошли к самому краю воды. А над водою огромный сугроб снега навис. Они прошли по воде под этот сугроб и забились в снег, в самую снежную глубину легли, обрушили часть его на себя и замерли под снегом. Тут не замерзнешь! Следов так и не осталось: следы ушли под воду. Пусть думают, что они бросились в реку под лед, утопились.

Чудины пождали прачек с выстиранной одеждой, да и начали сомневаться.

— Больно долго не несут они белья! — говорят.

Вышли на улицу посмотреть, что на реке делается? Никого нет: ни на реке, ни у проруби, и караульный исчез. Подошли к проруби ближе — и одежды их нет!

Бросились они искать своих прачек. Обшарили весь погост. Нет нигде ни одежды, ни прачек! Домашний скарб валяется на улице, вверх дном посуда перевернута, да люди убитые... Словно ветром сдунуло их одежду и этих женок. А сами-то они ходят чуть не голые, не одетые, так кое-что наброшено от сраму, саамское, не по росту.

Не столько им жалко этих бабенок, сколь жаль им платья заморского! Не в лопарских же штанах предстать с победной встречей там, дома? Ведь засмеют!