Саамские сказки - [3]

Древнейший фольклор саамов посвящен детям Солнца — дочерям и сыновьям его. Они во всем похожи на обыкновенных жителей земли, простых людей — не случайно в сказке они спускаются с неба, чтобы жить с людьми. Враждебные Солнцу существа — пауки, лягушки, кузнечики — строят им разные козни. Сказки эти очень замысловаты и фантастичны.

В пантеоне саамских божеств особое место занимает Мандат. Мяндаш все время меняет свой облик — то он человек (под крышей своего дома), то человек-олень, то олень златорогий, который несется по небу, давая земле всякого рода жизненные блага. Этот сложный образ еще недостаточно изучен. Пожилые саамы с большой неохотой рассказывают непосвященным связанные с ним легенды.

Сказки саамов — майнс — бывают самого различного содержания, разнообразны они и по форме. Особо выделяются детские сказки — парна-майнс; тала-майнс — сказки о существе по имени Тала (на Западе этот Тала предстает в образе Стаяло — человека сильного и опасного для саама); сказки о равках (вурдалаках), о купцах (называются «купец-майнс»), о царях — саре-майнс, о карликах чакли — чакли-майнс и т. д.

В понимании саамов-сказителей сказки — это легкий жанр. Сказку можно рассказывать и так и этак, как кому нравится. Иное дело ловта, то есть миф, легенда. Здесь хороший сказитель очень строг к каждому слову. В старину ловты пели, словесная ткань их была стихотворной. Теперь в этой форме ловты забыты, рифмованные строки остались в очень редких случаях. К ловтам в нашем сборнике относятся фрагменты мифа о Мандате («Мяндаш-нийд»), «Найнас», «Рухтнас».

Сакки (по-русски — сказы, по-скандинавски — саги) — это рассказы на патриотические темы: оборона родины, военные подвиги саамских героев, эпизоды из эпохи «подземной войны» и предания о горах, озерах. Саамы были убеждены в истинности происшествия или события, о котором новествует сакка. Для того чтобы слушатель не сомневался в этом, сказители насыщают сказ множеством подробностей, а также концовками, призванными подтвердить достоверность рассказываемого: «и до сих пор там находят кости...», «там нашли мечи» и т. д.

Бывалыцинки и побасенки (бойса)—это шуточные рассказики поучающего содержания, они очень кратки, иногда заимствованы из русских апокрифических произведений или притч.

(См. «Зубочистка», «Золотой котел» и др.).

Муштоллы (в переводе «на ум пало», «на ум пришло») — рассказы о событиях дня, иногда они бытуют в форме песни.

Записи сказок нашего сборника производились во время выполнения мною полевых работ этнографа экспедиций Русского географического общества Академии наук СССР и фольклорной секции Союза писателей под руководством Ю. М. Соколова, начиная с января 1927 года и кончая февралем 1936 года. Я жил среди саамов, в их погостах и на кочевках, от четырех до шести месяцев ежегодно. Я не ограничивался только академической работой, но вместе с оленеводами уезжал в стада и по возможности помогал саамам в их работе, сближаясь с ними все более и более. Осенью 1927 года я принял участие в очень тяжелой поездке в тундру, на ловлю оленей, отпущенных весной на вольные пастбища. Благодаря этой поездке мне удалось записать весьма интересные сказки. Немало вечеров зимою и осенью проходило за рассказами о старине, эа сказками и воспоминаниями.

Саамы не очень-то охотно соглашались на запись сказок. Одно дело рассказать предание старины у костра, на охоте или долгим полярным вечером за чашкой браги, и совершенно иное — сказывать сказку городскому человеку, приехавшему из столицы со многими листами бумаги и с дюжиной острых карандашей. Это сначала казалось саамам странным, неразумным и даже предосудительным. Дело пошло свободнее во второй приезд, когда я приехал уже будучи их знакомым, знающим саамские слова, приветствия и отдельные фразы; теперь я записывал сказки по-саамски и тут же прочитывал их вслух. Это произвело сильное впечатление.

Надо сказать, что процесс записывания сказки в те годы — работа весьма трудоемкая, особенно для сказителя. Поэтому некоторые из них, придя с охоткой рассказать сказку «из уважения», очень скоро утомлялись. К тому же, как бы быстро ни записывал собиратель, результат записи обычно резко отличался от той словесной ткани, в которую облекалась сказка в живой речи. Текст такой записи — это скелет, а сказывание — живой человек во плоти, смеющийся веселой шутке, с глазами, блещущими умом, юмором и весельем или грустными от горя.

Сказитель каждый раз сказывает свою сказку по-разному — то упустит, это прибавит, одно приукрасит или придумает заново, иное место смажет. Слушатель не пассивен —он воспринимает своей творческой, слушательской фантазией упущенное, или восполняет когда-то слышанное.

Характер работы помогал вникать в быт саамов, поэтому их сказки стали для меня столь же близкими, как и родные русские. Это ощущение углубилось опытом моего собственного рассказывания. Сказки выбирались, конечно, для этого самые простенькие — «Сальный поясок», «Олешка Золотые Рожки».

Произнося вслух записанные по-саамски тексты, я улавливал своеобразие стиля сказителей, что и старался передать впоследствии в обработках сказок. Каждый из них имеет свои речевые особенности, приемы и манеру оказывания. У каждого своя интонация. У одного стиль сказывания словно свысока — он рассказывает о больших людях маленьким, тон часто повелительный (М. Титов). Н. С. Матрехин умиляется. У. П. Тарунова всегда вела сказ лаконично. В. В. Койбина, наоборот, очень любила сентенции, она бранила или осуждала своих героев, и все они у нее словно бы кукольные.