С жизнью наедине - [135]

Мой сын.

— Я Мэтью.

— Правда? А я Мэтью-младший. Но все зовут меня Эмджей.

Мэтью охватило незнакомое чувство. Мэтью-младший. Мой сын, подумал он опять. Как ни силился, но улыбнуться не смог, и почувствовал, что плачет.

— Я твой папа.

Эмджей взглянул на Лени:

— Мам?

Лени подошла к ним, положила руку на плечо Мэтью, кивнула:

— Да, Эмджей, это он. Твой папа. Он давно мечтал с тобой познакомиться.

Эмджей ухмыльнулся, обнажив щербины вместо двух передних зубов. Бросился к Мэтью и так сильно его обнял, что оба рухнули на землю. Эмджей расхохотался. Наконец они сели, и Эмджей спросил:

— Хочешь, звезду покажу?

— А то, — ответил Мэтью.

Мэтью попытался встать, оперся рукой о землю. К ладони прилипли осколки ракушек, больная нога подкосилась, и он упал. Лени взяла его за руку и снова помогла встать.

Эмджей несся к воде и на бегу что-то тараторил.

Мэтью не мог сдвинуться с места: ноги не шли. Он стоял, учащенно дышал и немного боялся, что все это разобьется, как стекло, от малейшего прикосновения. От дыхания. Мальчишка, так похожий на него, стоял на берегу, светлые волосы его золотились на солнце, края штанин промокли в соленой воде. Он смеялся. В нем Мэтью увидел всю свою жизнь: прошлое, настоящее, будущее. Такие минуты — блаженные мгновения в сумасшедшем, порой невозможно опасном мире — меняют жизнь.

— Лучше иди к нему, — сказала Лени. — Если уж наш сын чего хочет, то не может потерпеть ни минуты.

«Господи, как же я ее люблю», — подумал Мэтью, взглянул на Лени, но промолчал: голос пропал, исчез в этом новом мире, где все переменилось. В котором он стал отцом.

Давным-давно, когда все только начиналось, они с Лени были просто подростками, каждый со своим горем. Быть может, все случилось так, как должно было, и каждый из них переплыл собственный океан (она — утраченной любви и потери, он — боли), чтобы снова встретиться там, где их дом.

— Зато я могу.

Он заметил, какое впечатление произвели на нее эти слова.

— Я хотела остаться с тобой. Я хотела…

— Знаешь, за что я люблю тебя больше всего, Ленора Олбрайт?

— За что?

— За все.

Он обнял ее и поцеловал. В этом поцелуе слились и его чувства к ней, и надежды на будущее. Наконец он неохотно ее отпустил, отстранился, они молча смотрели друг на друга и понимали без слов, по вдохам и выдохам. Это начало, подумал он, начало в середине, неожиданное и прекрасное.

— Иди уже, — наконец проговорила Лени.

Осторожно ступая по гальке, Мэтью направился к мальчишке у кромки прибоя.

— Давай скорее, — махнул ему Эмджей; у его ног лежала большая фиолетовая морская звезда. — Она тут. Смотри! Папа, смотри.

Папа.

Мэтью подобрал плоский темно-серый голыш, крохотный, как новое начало, отполированный морем. Весит ровно столько, сколько нужно, и размер подходящий. Он протянул камешек сыну:

— На-ка. Сейчас я тебе покажу. Как пускать. Блинчики. Это здорово. Твою маму я тоже научил. Их пускать. Давным-давно…

* * *

— Он всегда верил, что ты вернешься. — К Лени подошел мистер Уокер. — Говорил, что если бы ты умерла, он бы это понял. Почувствовал бы. Первое его слово было «она». Мы догадались, что это ты.

— Как мне искупить вину за то, что я его бросила?

— Ну что ты, Лени. Это жизнь. Не всегда выходит так, как ожидаешь. — Он пожал плечами. — И Мэтью это знает, пожалуй, лучше всех.

— Как он все-таки себя чувствует?

— По-всякому. И больно бывает, и трудно. Когда нервничает, ему нелегко сформулировать мысли, но он самый лучший проводник по реке, и туристы его обожают. Работает волонтером в лечебнице. Ну а картины ты видела. Наверно, такой вот дар послан ему в качестве компенсации. Конечно, жизнь у него необычная, не как у всех. Не такая, как вы мечтали в восемнадцать лет.

— Мне тоже бывает трудно, — тихо ответила Лени. — Да и потом, тогда мы были детьми. А сейчас уже взрослые.

Мистер Уокер кивнул.

— Я тебя хочу спросить вот о чем. Остальное потом. — Он повернулся к ней: — Ты приехала насовсем?

Лени выдавила улыбку. Она и не сомневалась, что он подошел к ней, чтобы спросить именно об этом. У нее тоже сын, так что она понимала Тома. Он не хотел, чтобы Мэтью причинили боль.

— Я понятия не имею, как сложится моя новая жизнь, но да, я приехала насовсем.

Он положил ей руку на плечо.

Эмджей подпрыгнул:

— Ура! Получилось! Я пустил блинчик! Мамочка, ты видела?

Мэтью обернулся к Лени и улыбнулся. Как же они с сыном похожи! Стоят бок о бок и улыбаются ей, а над головой у них — васильковое небо. Одного поля ягоды. Два сапога пара. Начало новой жизни, полной любви.

* * *

За эти годы она так часто думала об этом, что воспоминание практически превратилось в миф, однако только сейчас Лени осознала, что совсем забыла, как на самом деле волшебна летняя ночь, когда не заходит солнце.

Она сидела за столом для пикника в бухте Уокеров. Сладковатый запах печеного маршмеллоу мешался с соленым ароматом беспечных волн, омывавших берег. Эмджей у кромки прибоя закидывал спиннинг, крутил катушку, подтягивал леску к себе. По одну руку от него стоял мистер Уокер, подсказывал, как правильно закидывать, помогал, если леска путалась или за что-то цеплялась. По другую руку рыбачила Алиеска. Лени догадывалась, что Эмджей уже спит на ходу.