С. Ю. Витте - [237]

С точки зрения не права и не морали, а исключительно практической относится С. Ю. Витте и к такому приему «верховного управления», как перлюстрация частной корреспонденции, и свидетельствует, что «за все время своего председательства не наткнулся ни на одно письмо, которое с точки зрения государственной или полицейской могло бы быть сколько-нибудь полезным» (т. II, стр. 274). При этом он заявляет, «что перлюстрация служит большим злом», что она «приносила вред» и ему лично, так как, когда он был председателем Совета министров, ему «одно время давали все эти письма, и я знаю по себе, – пишет он, – как эти письма влияют на нервы и возбуждают различные чувства» (т. I, стр. 128; т. II, стр. 374). Странными представляются жалобы Витте на то, что ему как бы навязывали чтение перлюстрированных писем. Он рассказывает, что по назначении его председателем Совета министров Дурново, министр внутренних дел, прислал к нему чиновника за указанием относительно доставления ему перлюстрированных писем. «Я, – говорит Витте, – никаких указаний не дал и по этому вопросу затем не имел никаких объяснений с Дурново, но он мне аккуратно ежедневно присылал папку с перлюстрированными письмами. Я их пробегал» (т. II, стр. 274). Совершенно непонятным представлялось бы, почему, считая перлюстрацию не только не полезным приемом, но даже «большим злом», Витте не воспользовался властью председателя Совета министров, для того чтобы с этим «злом» покончить. Но всегда лучше всех осведомленные о деяниях своих начальств чиновники, подчиненные Витте и Дурново, об их сношениях по поводу перлюстрации рассказывали совсем иное. По их рассказам, Дурново настойчиво отстаивал исконно принадлежавшее министрам внутренних дел монопольное право на перлюстрацию, которым они делились только с царями, Витте же добивался участия в этом занятии. Вопрос, как совершенно, ввиду введения «правопорядка», в истории России новый, по жалобе Витте восходил на «благовоззрение» верховной власти и ею был разрешен в пользу Витте.

Лопухин А. А. Отрывки из воспоминаний (по поводу «Воспоминаний» гр<афа> С. Ю. Витте). М.; Пг., 1923. С. 3–20.

Н. А. Вельяминов Встречи и знакомства Продолжение

VIII

Как и многие, я спрашивал себя не раз, спрашиваю себя и теперь: каковы были политические принципы, политическое credo С. Ю. Витте, что, собственно, руководило его действиями, что побуждало его на этой почти нечеловеческой работе? И… затрудняюсь и теперь дать ответ на эти вопросы.

Чем объяснить несомненный факт, что С. Ю., при его уме, и уме государственном, был «политически противоречив», хотя, как мы видели, сам считал за большое достоинство Сипягина цельность натуры, убежденность и отсутствие в нем свойства быть философом, и сам частенько менял свои взгляды. Причины для этого были, по-моему, довольно сложны.

Во-первых, если у С. Ю. и была общая программа финансово-экономической политики, то ее, бесспорно, не было в его политике общегосударственной. В последней он, мне думается, действовал не по одному обдуманному и выработанному плану, а применялся и приспосабливался к моменту. В общегосударственной политике он спасал положение, но не строил.

Один очень умный и житейски практичный русский коммерческий деятель говорил про Витте, что у него выдающиеся способности старшего приказчика, но не хозяина. И это определение характера ума и способностей Витте, я думаю, справедливо. Поэтому когда ему обстоятельства ставили для исполнения отдельные определенные задачи, он был неоценим при их решении, но когда приходилось создать целый общий план действий, выработать определенное общее направление политики и твердо держаться этого направления, он оказывался недостаточно для этого подготовленным, <не>достаточно убежденным и [нрзб.] – это было слабым местом в его способностях. И он начинал метаться из стороны в сторону, прежде всего желая приспособиться к моменту. Иногда у него удавалось, иногда не удавалось, и тогда он искал других, новых путей. Так, напр<имер>, после японской войны он говорил, что для спасения России от революции нужно решить две основных задачи: умело провести демобилизацию армии, чтобы не наводнить Россию развращенными, потерявшими понятие о воинской дисциплине войсками, и добыть деньги. И то и другое он исполнил, но создать общий план дальнейшей политической жизни страны он, видимо, не сумел, и, закончив переговоры с французскими банкирами о займе, он уже в апреле 1906 г., когда Россия вступала на новый путь политической жизни, ушел с поста председателя Совета министров. О его неустойчивости и неопределенности нового modus vivendi[257] можно судить, напр<имер>, по протоколам совещания в Царском Селе, напечатанным в журнале «Былое». В результате получилось странное противоречие: тогда как реакционная партия считала С. Ю. опасным «либералом», прогрессивные газеты подозревали С. Ю. в том, что он склонен передаться в лагерь консерваторов, и он потерял свой большой престиж как в правительственных кругах, так и среди широкой публики.

Во-вторых, С. Ю. не сумел установить отношения со своим монархом и вообще с людьми, с которыми ему приходилось постоянно сталкиваться, т. е. создать себе партию.