С. Ю. Витте - [234]

. Сообщив об этом оцениваемом им как только «не вполне корректный» поступке своего коллеги, Витте добавляет: «Признаюсь, я этого не проверял, а поэтому утверждать этого не могу». Но, неожиданно отбрасывая всякую осторожность, он ровно через несколько строк говорит: «Я полагаю, что если в представленном докладе[255] Т. И. Филиппов увеличит в десять раз факты по сравнению с действительностью, следовательно, если бы эти факты уменьшить в десять раз, то и тогда я не могу не сказать, что и этого было бы все-таки достаточно, чтобы признать Кривошеина таким человеком, который не может занимать пост министра, потому что он действовал некорректно в смысле честности» (т. I, стр. 16). Итак, к отзыву о ком-либо другого министра С. Ю. Витте относится с требованием проверки, а когда с отзывом о том же лице выступает он сам, то, забывая о своем требовании, он тут же, без проверки, увеличивает суровость отзыва просто, так сказать, на глаз «в 10 раз». При этом нельзя не отметить, что, судя по данному случаю, память С. Ю. Витте не отличается твердостью или не особенно тверда там, где личный его интерес отсутствует. Оставление Кривошеиным должности министра путей сообщения было событием весьма важным, по исключительности своей обстановки – можно сказать, историческим: Кривошеин не просто оставил службу, а по повелению Николая II был уволен без прошения в полную отставку за те самые злоупотребления, о которых государственный контролер рассказывал С. Ю. Витте. Случай был таков, которому прецедентов не было в России чуть ли не со времен Петра I, а Витте о нем забыл и отмечает его лишь упоминанием, что он лично «во всей этой истории» «не принимал решительно никакого участия» (т. I, стр. 17).

Говоря о заместителе Кривошеина, князе Хилкове, Витте замечает, что он «имел маленький недостаток – это слабость к женщинам. Вследствие этой слабости в его карьере были черные точки» (т. I, стр. 23). Ту же слабость он приписывает бывшему в 1895 г. министром иностранных дел князю Лобанову-Ростовскому (т. I, стр. 24), затем своему ближайшему сослуживцу по Министерству финансов, Ковалевскому, не останавливаясь на мысли, что такие сообщения, да еще в соединении с намеками на какие-то «черные точки» в карьере министра, не должны быть делаемы бездоказательно в силу элементарной порядочности.

Показателен для Витте и его отзыв о том же Лобанове-Ростовском. «Едва ли, – говорит Витте, – он мог быть серьезным министром» и в подтверждение добавляет: «Кто-то из моего семейства рассказывал, что Лобанов-Ростовский пришел к обедне в посольскую церковь одетый чуть ли не в халате» (т. I, стр. 24). А на следующей странице Витте говорит про него, что «он был очень склонен к некоторым серьезным занятиям, так, например, к различным историческим исследованиям», и затем через несколько строк утверждает: «надо сказать, что Лобанов-Ростовский в течение всей своей жизни не занимался серьезным делом» (т. I, стр. 25).

Такие противоречащие один другому отзывы рассыпаны в «Воспоминаниях» С. Ю. Витте на каждом шагу. Так, про великих князей в I томе «Воспоминаний» он пишет, что «все они были люди превосходные» и «достойные» (стр. 10), через несколько страниц утверждает, что великий князь Александр Михайлович представляет из себя человека, главной чертой характера которого является интрига, – «можно сказать, что он полон интриг», а в томе II называет всех великих князей людьми «совсем скомпрометированными» (т. II, стр. 45).

Весьма многочисленны и отзывы о людях ложные. Так, по словам Витте, Горемыкин, узнав от него о своем назначении министром внутренних дел, стал уверять его, что перестанет брать, как делали его предшественники, в свою пользу те 50 000 руб., которые ежегодно отпускались министру внутренних дел в бесконтрольное распоряжение. «Но это благое пожелание, – утверждает Витте, – так и осталось благим пожеланием. В конце концов Горемыкин продолжал получать эти 50 000 руб. и тратить их на свои нужды» (т. I, стр. 32, 33). Между тем я, будучи директором Департамента полиции, имел случай познакомиться с тем, как эта сумма при разных министрах расходовалась: одни клали ее себе в карман, другие тратили ее на свою охрану, и только один Горемыкин, вопреки ничем не подкрепленному утверждению Витте, на все время своего министерства отказался от пользования ею в каком бы то ни было виде.

Немало злословия расточает Витте по адресу своего товарища по должности министра, В. Н. Коковцова. Но все это злословие не подтверждено ни одной строчкой. Отзываясь о нем как о человеке, «проведшем всю жизнь в чиновничьих интригах и угодничестве» (т. I, стр. 359), С. Ю. Витте оказывается в силах основать все это только на том, что он сам так «думает» (т. I, стр. 360). А между тем известно, что Коковцов, уходя в отставку, имел достоинство отказаться от назначенного ему Николаем II подарка [в] 300 000 руб. из сумм Государственного казначейства, мотивировав это тем, что он берег народные деньги не для того, чтобы набивать ими свои карманы. И это при том, что Коковцов обладал средствами очень скромными. А С. Ю. Витте, будучи со своими особняком в Петербурге и виллой в Биаррице человеком, несомненно, богатым, в течение своей карьеры отдельными подарками от царя, из казны умудрился получить до 620 000 руб. – целое большое, по тогдашним условиям, состояние, о чем он, конечно, в своих мемуарах умалчивает.