С. Ю. Витте - [181]

– Но я сообщил ему совсем другие сведения, – заявил граф Витте.

– Мои данные совершенно точны, – ответил Дурново, – ибо весь этот вечер Львов находился под наблюдением исключительно опытных агентов.

Вопрос о Совете рабочих депутатов неизменно затрагивался на каждом заседании. В конце концов решено было ликвидировать этот орган. Министру юстиции Манухину было предложено возбудить против совета преследование и отдать его под суд. Манухин, строгий формалист, воспитанный на традициях реформ судебных уставов, в решительной форме отказался это сделать.

При этом он указал, что привлечь Совет рабочих депутатов как тайное сообщество, поставившее себе целью ниспровержение самодержавия, он не может, так как С<овет> р<абочих> д<епутатов> действовал вполне открыто, заседал в общеизвестном определенном месте и даже имел официальные сношения с администрацией, как, например, с петербургским градоначальником. При таких обстоятельствах он, министр юстиции, может привлечь лишь всех повинных как в существовании, так и в попустительстве этой противозаконной организации, т. е. не только членов С<овета> р<абочих> д<епутатов>, но и градоначальника, и министра вн<утренних> дел. Если же требуется ликвидация этого органа, который правительство терпело столько времени, то это дело министра внутренних дел, а не министра юстиции. Это был второй акт проявления независимости со стороны Манухина. Незадолго перед этим ему было предложено устранить за левизну двух московских судебных деятелей, Арнольда и Давыдова. Манухин отказался это сделать, ссылаясь на закон о несменяемости. Его отказ привлечь Совет рабочих депутатов переполнил чашу. Манухин получил отставку.

Его заместителем неожиданно для всех, в том числе и для Витте, был назначен незаметный, ничем не отличившийся до сих пор сенатор Акимов.

Акимов был креатурой Дурново (они были женаты на сестрах). Это был грубый, узкий чиновник, отлично учитывавший настроение момента. Получив назначение, он даже не счел нужным сделать визит графу Витте, который до тех пор его не знал. Не знали его и другие министры. Познакомился с ним Витте и другие министры уже непосредственно в заседании. Его первое появление в заседании Совета министров носило весьма курьезный характер. Действительно, на заседание Совета министров явился никому не известный человек небольшого роста, который тут же отрекомендовался вновь назначенным министром юстиции. Едва ли не единственный человек, который мог удостоверить его личность, был его свояк Дурново.

Вскоре после своего назначения Акимов сместил Арнольда и Давыдова и энергично повел дело о предании Совета рабочих депутатов суду.

Витте сразу невзлюбил Акимова и третировал его: когда он ездил в Государственный совет, он в качестве представителя юстиции брал с собою товарища мин<истра> юст<иции> И. Г. Щегловитова. Щегловитов тогда еще был левым, он еще продолжал работать в левом юридическом журнале «Право», редактором коего состоял И. В. Гессен, впоследствии редактор «Речи». Но в это время Щегловитов уже стал брать курс вправо и сделал это столь успешно, что, когда весь кабинет вместе с Витте был смещен, Ще-гловитов получил назначение министра юстиции. Правизна его стала быстро прогрессировать; он не останавливался ни перед чем и в нарушении всех основ законодательства дошел даже до того, что гордившийся им в свое время учитель его член Государственного совета Таганцев перестал подавать ему руку. <…>

Отставка кабинета

Легко понять, с каким напряжением граф Витте ожидал момента открытия законодательных органов и как страстно хотелось ему играть главную роль в обновленном строе. Вместе с тем ненависть к нему царя все более возрастала; для всех было ясно, что карьера Витте кончена. Чувствовал это и Витте. Он сам не раз говорил мне, что царь все менее скрывает неприязнь к нему; что нередко на докладах государь выслушивает его стоя, отвернувшись к окну и барабаня по стеклу пальцами. Это был известный в придворных кругах симптом: царь недоволен. Все это внушало гр<афу> Витте ядовитое сомнение в прочности его положения. Это тяготило гр<афа> Витте. Стремясь определить свое положение, гр<аф> Витте неоднократно на докладах, видя нескрываемую неприязнь государя, ставил вопрос о том, не уйти ли ему. И каждый раз получал от царя ответ, что до открытия Думы об этом речи быть не может, – он должен открыть Думу.

Здесь сказалась одна из характерных сторон Николая II. В осведомленных кругах было хорошо известно, что царь решил отставить ненавистного ему премьера. Но со свойственным ему ехидством он решил сделать это так, чтобы ударить Витте как можно больнее. Вот почему он решил осуществить свое намерение именно в тот момент, когда гр<аф> Витте менее всего мог этого ожидать. Действительно. Время шло. Приближался день открытия Думы. Чем ближе подходил этот срок, тем менее допускалась возможность отставки премьера. Сами бюрократы начали было сомневаться в том, что Витте получит отставку. Ведь преемнику его надо дать время подготовиться для встречи нового законодателя. Тем более, что предстоявшая Дума внушала серьезные опасения. Бюрократия ожидала ее не без страха. В придворных кругах циркулировали всевозможные записки на имя царя. В этих записках высказывались тревоги, опасения, давались советы, говорилось о необходимости твердой власти. Но никто из этих «писателей» даже не заикался о возможности ликвидировать Думу прежде, чем она собралась. Шептуны же подчеркивали, что Витте обманул. Он, дескать, конечно, знал, что Манифест 17 октября нельзя взять обратно. Не надо было его подписывать. Все опасались, что в случае роспуска Дума не разойдется, и начнется настоящая революция.