С. Ю. Витте - [166]

С. Ю. Витте я видел мельком один раз в 1891 или в 1892 году, когда он был директором железнодорожного департамента, а я по должности председателя Калужской губернской земской управы ездил в Петербург поддержать ходатайство земского собрания о допуске приема Сызрано-Вяземской железной дорогой осиновых дров для отопления зданий, а если окажется возможным, то и для примеси к березовым дровам при отоплении паровозов. Об этом пятиминутном свидании Витте, конечно, не помнил. Оболенского я знал давно по совместной деятельности нашей в Калужской губернии в 1886–1892 годах. Зайдя к нему утром, я услышал от него подтверждение слуха о том, что я был предназначен на место министра внутренних дел в новом октябрьском конституционном министерстве, причем выбор Витте остановился на мне вследствие рекомендации некоторых членов Московского земского съезда (в котором я участия не принимал), в особенности поддержанной тверскими земскими деятелями. Оказалось, что в течение нескольких дней, следовавших за объявлением манифеста, вопрос этот считался решенным и царь говорил о моем назначении Д. Н. Шипову и А. И. Гучкову, когда они представлялись ему в качестве желательных кандидатов на посты государственного контролера и министра торговли. Так обстояло дело в течение примерно недели, но, по случаю ли моего отсутствия или по иным соображениям (вернее последнее), к 26 октября на очереди стояла и обсуждалась министерская комбинация с П. Н. Дурново в качестве кандидата на пост министра внутренних дел. Самому мне не приходила в голову мысль о министерском портфеле, я почему-то понял телеграмму Витте как намерение предложить мне управлять Крестьянским банком, и я лишь в Москве, проездом, узнал о проникшем уже в газеты слухе относительно предстоящего мне назначения, от которого я тогда же решил уклониться.

У Витте, поселившегося в то время на Дворцовой набережной, в дворцовом помещении рядом с Эрмитажем, я пробыл с 11 часов утра до 1 часу ночи, с двухчасовым перерывом на обед, во время которого я был по его просьбе занят переговорами с некоторыми общественными деятелями. За это время в моем присутствии Витте вел переговоры со многими лицами, принимая депутации, говорил по телефону; я присутствовал при образовании и распадении разнообразных комбинаций, касающихся образования объединяемого и возглавляемого графом Витте кабинета министров.

Как только я вошел и представился, Витте сказал мне: «Я вас совершенно не знаю и обратился к вам по полученным с разных сторон советам; нам нужно как следует поговорить. Сядьте в это кресло, а я буду ходить по комнате, потому что мне предписано двигаться, а выходить из дому я не имею времени. Только прошу вас не перебивать и не вступать со мной в разговор, пока я не кончу».

Когда он упомянул о получении согласия царя на мое назначение министром внутренних дел, я не удержался и хотел вставить слово, но был остановлен словами: «Вы обещали молчать!» Затем Витте очертил положение дел в стране, упомянул об ожидаемых сопротивлениях созыву Думы со стороны крайних партий, недовольных манифестом, который далеко не соответствовал их радикальным программам; указал на ряд показателей, грозящих возобновлением беспорядков, и высказал решительное мнение относительно предстоящей необходимости поневоле принять ряд принудительных, а затем и карательных мер в отношении противников нового строя, желающих сорвать Думу и заменить мирное развитие государственной жизни крутым переворотом. О возможном сопротивлении реформе справа он в то время еще не говорил.

Кончив эту часть своей речи, Витте остановился передо мной и сказал: «Ведь вы совершенно неопытны в полицейских делах, и вам трудно было бы взять на себя руководство по борьбе с беспорядками. Знаете ли вы, какой пример самопожертвования и патриотизма показал Д. Ф. Трепов? Он согласился быть вашим товарищем, т. е. подчиненным, и взять на себя заведование Департаментом полиции».

Я опять хотел сказать несколько слов, но Витте быстро добавил, что в настоящее время рассматривается другая комбинация. Приглашение Д. Ф. Трепова при теперешнем настроении могло бы вызвать беспокойство и заставить многих отшатнуться от участия в управлении; поэтому обратились к П. Н. Дурново, но тот счел для себя обидным занять должность товарища при сравнительно молодом, неизвестно откуда явившемся министре. Итак, на очереди комбинация: Дурново – министр, «а вас, князь, – сказал Витте, остановившись передо мной и глубоко поклонившись, – я прошу быть его товарищем. Сделайте это для нас и, мало того, помогите мне уговорить упирающихся кандидатов принять назначение Дурново как необходимость, вызываемую обстоятельствами. Он будет охранять порядок, а вы займетесь делами министерства в прочих отношениях. Предстоит немало работы до созыва Думы».

Мне, следовательно, предстояло поравняться с Треповым силой патриотического чувства и выполнить обещание, данное в посланной из Севастополя телеграмме. Но, пожалуй, еще действительнее влияло на меня инстинктивное желание избежать непосильного бремени и риска провалиться на глазах не только своей страны, но и всего мира в боевой роли, к исполнению которой я действительно не был готов, а может быть, и вообще, по природе своей, не был приготовлен. Я немедленно согласился.