— Мало ли чего я не видел.
— Я просто хотел остановить их у обочины и попросить кассету с записью. И они, телки эти старые, поверь мне на слово, отдали бы ее без звука.
— А может, со звуком. Наставили бы на тебя пушки. Все бы дело гробанулось.
— Что случилось? У нас неприятности? — подал наконец голос Третий.
— Нет никаких неприятностей, — буркнул Пьер.
— Но я же вижу. Почему вы этих русских хотели убить?
— Да нужны они!.. — Пьер длинно выругался.
Третий только поежился и промолчал. Он не имел права голоса. Не имел он также права выходить из машины на всем пути от Амстердама до Парижа. Вслух об этом не говорили, но как-то само по себе было ясно. Третий должен был сторожить товар. Пока он еще не продан, товар был его собственностью.
Хотя если честно говорить, то он и сам бы ни за какие коврижки не вылез из «ситроена» на волю, потому что боялся. Он всего боялся, и внешний мир пугал его ничуть не меньше, чем эти двое, сидящие на передних сиденьях. Что он о них знал? Да ничего… Вадим сказал: надежные люди. А разве сам Вадим надежен? Верить нельзя никому.
И почему бы этим двум не трахнуть его по башке прямо здесь, в машине, а потом выкинуть труп на обочину, чтобы французское или бельгийское воронье выклевало ему глаза? Его выкинут, сами привезут товар в Париж и денежки прикарманят целиком. Знал бы несчастный Третий, что его присутствие при продаже необходимо, как сертификат качества, может быть, и поуспокоился бы.
— Никто никого не хотел убивать, — жестко сказал Пьер, — и не надо зря молоть языком.
— Мы торчим здесь уже пятнадцать минут, — Шик опять потянулся за зажигалкой.
Пьер почесал переносицу, что всегда делал в минуту раздумий. Его подловили в музее, это ясно. Но как? Зал, где велся разговор, был пуст, это он точно помнит. Значит, они заранее поставили прослушку. Но почему? Ведь совершенно очевидно, что никто из трех женщин не знает его в лицо. Иначе бы они вели себя иначе. Может, они пустили эту запись как приманку? Может быть, они хотели, чтобы Пьер ввязался в скандал? А тут полиция всех бы и повязала. Нет, не похоже. Эти сударыни явно надеялись только на собственные силы. Надо же, подобрали контингент, одна другой старше. В этот момент мимо промчался уже знакомый рефрижератор. Пьер принял решение.
— Сейчас для нас главное — время. Мы должны опередить… всех опередить.
Он с остервенением нажал на газ, машина рванулась вперед так стремительно, словно хотела взлететь.
— А Ситцевый Додо?
— Не встретились, и черт с ним. Нам с ним одну козу не доить.
— А если он сам нас найдет?
— Тогда я ему не завидую.
Я думала, что только у нас дома бывают такие неудобства и накладки. Ключ входил в скважину, как нож в масло, очень легко, но не поворачивался ни влево, ни вправо. Мы говорили Алисе: «Посильнее нажми-то!», а она отвечала: «Я жму изо всех сил, это ключ не тот».
Потом она строго уставилась на нас.
— Сознавайтесь, девы, кто шарил у меня в сумке? Кто что искал? Кто что забыл? Каким образом подменили ключи?
Никто из нас двоих нигде не шарил, но мы на всякий случай потупились. Потом она ударила себя по лбу и сказала с отчаянием:
— Господи, это я, кретинка, сама во всем виновата. Я искала помаду и вытряхнула содержимое сумки на столик в прихожей, а потом запихала все назад как попало. Там же лежали Артуровы ключи, очень похожие на эти: длинный, золотой и два привеска. На них тоже брелка не было, обычное металлическое кольцо. Значит, ключи от этого особняка мы оставили под зеркалом в Амстердаме. И что теперь будем делать?
— Ты хочешь сказать, что нам негде жить?
Мы помолчали. Дом возвышался перед глазами темной громадиной. Близок локоток, да не укусишь. Особняк принадлежал некому господину Такамицу, японцу, физику, с которым Алиса приятельствовала. Раньше она никогда здесь не была, но любезный господин Такамицу, между прочим, подданный Германии, называемый европейцами просто Така, отбыв с супругой на Таити, а может быть, на Канары, а вернее на конференцию в Канаду, любезно предложил Алисе пожить здесь с подругами.
— Давайте поедем в какую-нибудь маленькую уютную гостиницу, — предложила я.
— Цена за маленькую-уютную, если считать в нашей валюте, украшена таким же количеством нулей, как расстояние от Земли до Солнца.
— А какое расстояние до Солнца? — дергал меня черт за язык.
— Лучше молчи, а то сейчас случится членовредительство…
Алису можно было понять, мы очень устали. Из-за бдительного Константина, который следил, чтобы мы в Брюгге увидели «главное», мы выехали только в четвертом часу. Кроме того, мы заблудились на парижских окружных, а потому прибыли в городок глубокой ночью. У нас было одно желание — обрести крышу над головой. Мы так страстно мечтали о ванной и чашке кофе, что нелепая ситуация с ключами казалась предательством судьбы. Галка, как самая находчивая из нас, предложила:
— Надо найти незапертое окно и проникнуть в дом. Поживем здесь неделю, а потом уедем, оставив замок непочатым.
— Кой черт непочатым! Французы не оставляют открытых окон.
— Это немцы не оставляют, а французы похожи на нас, бывают такие же бестолковые. Я читала, — упорствовала Галка.