С точки зрения кошки - [24]
В конце недели снова объявился физрук и вынес все шкафы, оставив только тот, что у стены (причём за одним из унесённых шкафов обнаружилось окно!), потом принёс нам стол, четыре стула, технику и фикус.
— А фикус зачем? — удивились мы с Леськой.
— Да его выкинуть попросили, а жалко, живой же.
Мы поставили живой фикус на окно. У входа поместили безголовый скелет, расставили у компьютера лягушек и змею. На стенах развесили портрет, карту и плакат.
Как художники, создавшие большое полотно, мы отошли к двери и полюбовались общей картиной.
— Если ещё зеркало принести, здесь можно жить, — подвела итог Леська, восторженно сжимая руку скелета. — Так, Эдвард? (Она назвала скелета Эдвардом. Подруга даже Чехова хотела сперва Эдвардом назвать — когда ещё в темноте не разглядела, что это Чехов).
Скелет молчал. Он не мог согласиться или возразить, у него же не было головы. Поэтому вместо него с Леськой согласилась я.
…Антон Павлович скептически смотрел на нас со стены.
Каждый день после уроков мы приходили в «кабинет редакции» (как гордо его называли), пили чай из принесённого Леськой чайника и ждали — вдруг кто придёт. Наши родители благодарили небеса за то, что их дочери проводят свободное время не неизвестно где, а в школе. Учителя недоумённо косились в нашу сторону, ведь теперь мы ежедневно приходили с выполненным домашним заданием — всё потому, что делали его вместе и делили пополам: Леська отвечала за физику, алгебру и геометрию, а я — за химию, русский и всякие задачки по биологии.
Время шло, а к нам никто не приходил, хотя на школьной доске объявлений уже дня три висело объявление, составленное нашими с Лесей совместными усилиями. Но что-то никого оно не привлекало.
Когда мы слышали звуки шагов за дверью, то я поспешно убирала со стола свои недорисованные картинки, Леська ставила на пол чашки с недопитым чаем или кофе — и мы обе замирали, с надеждой глядя на дверь. И каждый раз шаги затихали вдали. Люди проходили мимо.
Сегодня забегал Кирюша, принёс тот пластмассовый череп (уже без омлета) и старую шляпу, чтобы мы могли сделать Эдварду голову. Когда Кирюша ушёл, мы пожалели, что не можем взять в редакцию второклассника, а то нас бы трое было.
Мы уже придумали, как будет выглядеть заглавие. Представьте себе, большие черные буквы, а вместо второй «О» — пустой экран телевизора. А оттуда — да-да, вылезает девочка из «Звонка». По-моему, чудесно. Леське тоже нравится.
Я делала за нас обеих тест по русскому, а Леська, прорешавшая уже два варианта домашки по алгебре, всё пыталась приладить Эду его новый череп. Тот никак не хотел держаться: внизу не было никакого отверстия, которое можно бы было насадить на шейные позвонки. В конце концов мы спустились в кабинет рисования, попросили немного пластилина и прилепили на него Эдову голову. Принесу завтра шарф — намотаем ему на шею, чтоб незаметно было.
— Мне кажется, к нам никто никогда не придёт, — обречённо вздохнула Леся, пессимистически настроенная после возни с черепом.
— Подумаешь, — безразлично отозвалась я.
— Если здесь будет только два человека, то задумка с газетой сойдёт на нет. Принтер и комп спишут, и кабинет редакции снова станет тайной комнатой в конце коридора.
А ведь она права!
Ну уж нет. Мне здесь нравится. Это всё равно что собственная квартира. Здесь так тихо, нет ни одноклассников (Леська не в счёт), ни соседей… Можно принести компьютерную игру и поиграть, можно рисовать, а можно просто болтать, глядя на заспиртованных рептилий. Да здесь здорово! Был бы Интернет подключен, вообще 24 часа бы тут проводила.
Я резко встала.
— Если они не приходят к нам, сами их найдём и притащим сюда, — решительно заявила я.
— О-о, — восхищённо протянула Леся, тоже поднимаясь со своего места. — Когда ты такая, ты даже немножко… как я. Ты серьёзно?
— Конечно. Пойдём, посмотрим, по каким дням происходят собрания у всяких школьных кружков. Наверняка кроме членов кружков туда приходят разные слушатели. А если у них есть время на то, чтобы ходить в кружки, в которых они не состоят, то будет время и на газету!
Леська согласно кивнула.
Эдвард, похоже, тоже кивнул. Во всяком случае, его голова вновь отвалилась.
Итак, по средам заседает школьный литературный кружок.
Посчитав, что там собираются все интеллектуальные сливки школьного общества, Леська особенно долго прихорашивалась. Успокоилась она только тогда, когда, причёсываясь, неосторожно задела расчёской Эдварда. Его череп упал, грохоча, покатился под стол, по дороге ударился о ножку стула, остановился — и теперь, лёжа на полу, сердито глядел пустыми глазницами.
— Пожалуй, хватит. Эд уже теряет голову от моей красоты, — довольно заметила Леся, протыкая брошью тонкую ткань туники.
В последний раз поправив перед зеркалом салатовую прядь и для большей надёжности зафиксировав её заколкой, она перевела взгляд на меня.
— Гляди, я дитя полей, — неожиданно заявила она, в своём травянисто-зелёном наряде и впрямь похожая на какого-нибудь эльфа. — Дитя полей, прекрасное, как юный сельдерей — какая изысканная рифма, да?
— Ага. Ты прямо куде-есница ле-е-са Оле-е-еся-а-а! — пропела я, за что была одарена уничижительным взглядом. В другие времена за этим последовал бы и весьма ощутимый пинок, но Леська была в образе — и, похоже, дитя полей, как и дети цветов, не терпело рукоприкладства.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Стекольщик поставил новые окна… Скучно? Но станет веселей, если отковырять кусок замазки и … Метро - очень сложная штука. Много станций, очень легко заблудиться… Да и в эскалаторах запутаться можно… Художник Генрих Оскарович Вальк.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Что будет, если директор школы вдруг возьмет и женится? Ничего хорошего, решили Демьян с Альбиной и начали разрабатывать план «военных» действий…
В этой повести писатель возвращается в свою юность, рассказывает о том, как в трудные годы коллективизации белорусской деревни ученик-комсомолец принимал активное участие в ожесточенной классовой борьбе.
История про детский дом в Азербайджане, где вопреки национальным предрассудкам дружно живут маленькие курды, армяне и русские.