…Мне уже стало казаться, что дым вижу одна я, но потом поняла — им просто всё равно. От этого стало как-то не по себе.
Открыла окно в подъезде, чтобы проветрить.
Позвонила в дверь:
— У-э-э-э-э-и-и-и!
Нет ответа.
— У-э-э-э-э-и-и-и-и-и-и-и-и! У-э-э-э-э-и-и-и-и-и-и-и-и! У-э-э-э-э-и-и-и-и!
Тут я заметила: дверь слегка приоткрыта. Вспомнив из уроков ОБЖ, что ни в коем случае нельзя заходить, я на секунду остановилась. Что там говорил учитель?
«Позовите соседей, попросите вызвать полицию. Только в сопровождении кого-нибудь из взрослых, а лучше — полицейского, вы можете войти».
Да вот они, мои соседи. В упор не замечают дыма. А если бы их квартиры горели?
Понимая, что совершаю ужасную, быть может, последнюю в моей жизни глупость, я потянула ручку двери на себя.
— Прошу прощения… Здесь кто-нибудь есть? Живой или..
Если здесь это «или», то в убийстве обвинят меня. Главное-ничего не трогать. Ничего не трогать и поскорее уходить отсюда. Это разумно.
А если человек задохнулся от дыма?
— Ау! — совсем уж глупо крикнула я.
Стены с ободранными обоями ответили мне молчанием.
Дым шёл с кухни. Наверное, там и есть то, что принято называть «очагом возгорания». Надо проверить, а потом позвоню пожарным. Наступая на страницы разбросанных по полу газет, я прошла на кухню.
Огня не было. На ум почему-то пришла народная мудрость, гласящая, что дыма без огня не бывает. Но это был даже не дым, а пар, вроде того, что вырывается из носика закипевшего чайника.
Засаленные обои, как мерзко. Трухлявые оконные рамы, за ними — много божьих коровок, то ли мертвых, то ли уснувших на зиму. Не знаю, почему эти маленькие жучки так любят старую древесину. Я машинально протянула руку и взяла божью коровку.
На плите, на дне почерневшего ковшика, дымилась сосиска. Вторая сосиска, сырая и надкусанная, валялась на столе. Вообразив себя Шерлоком Холмсом, я восстановила события, предшествующие возгоранию. Итак. Некто — вероятно, сосед — надкусил сосиску. Понял, что в сыром виде она несъедобна и решил отварить. А затем с ним что-то произошло… Инфаркт? Возможно. Схватившись за сердце, сосед ищет телефон, чтобы вызвать «Скорую» — и падает без чувств где-нибудь неподалёку.
Нужно скорее открыть окна, ему и так плохо, так ещё этот дым!.. То есть пар. Нет, всё-таки дым. Пар прозрачный, а дым серый. Наверное, сперва это был пар, а когда подгорела сосиска, то… Хватит об этом думать, как будто это имеет значение!
Выдуманная история показалась мне настолько реалистичной, что я отправилась на поиски лежащего без чувств человека.
Узнай моя мама, чем занимается её дочь в свободное от учёбы время, «Скорая» понадобилась бы ей.
…Я нашла его в первой же комнате.
Впрочем, именовать это помещение «комнатой» было бы столь же нелепо, как называть парижский собор Нотр Дам сельской церквушкой.
Я, конечно же, понимала, что есть люди, которые живут в ужасных условиях. Но о том, что живут они в квартире напротив, я и подумать не могла.
Мебель, купленная годах в семидесятых прошлого столетия, покрылась толстым слоем пыли. На окне стояли горшки с цветами. Думаете, это были обычные глиняные горшки? Вовсе нет! Часть из них была сделана из обрезанных пластиковых бутылок, часть — из железных банок из-под консервированного горошка. Цветы соответствовали горшкам — мёртвые, сухие, словно посаженные корнями вверх.
На полу стояла банка из-под ананасов. В ней умирал вялый кактус.
Божья коровка, о которой я совершенно забыла, отогрелась и принялась щекотать лапками мою ладонь. Я разжала кулак и тупо уставилась на жучка. Божья коровка, улети на небо, принеси мне…
На замусоленном диване, среди каких-то тряпок и пустых бутылок, лежал сосед.
… принеси мне хлеба…
Его голова было прикрыто газетой, и я мысленно поблагодарила провидение за то, что не вижу его лица. Слишком уж много читала я о страшных, восковых — да, их так часто называют «восковыми» — лицах покойников, о последнем взгляде остекленевших глаз… Боюсь, не пережила бы всего этого наяву.
Когда я вошла, он не шелохнулся.
Среди гнетущей тишины я слышала лишь собственное прерывистое дыхание и учащённое биение сердца. Божья коровка и в самом деле отправилась на поиски хлеба, но я зачем-то продолжала держать перед собой раскрытую ладонь, будто просила милостыню.
Осторожно ступая по грязному линолеуму, подошла поближе и замерла в полуметре от дивана. Мне показалось, что из груди соседа вырвался хриплый стон.
Живой!
— Не волнуйтесь, сейчас вызову «Скорую»! — сказала я и поняла, что не взяла с собой мобильник.
Оглядев комнату, не заметила телефона. Быстрее будет сбегать к себе.
— Скоро вернусь, — пообещала я безмолвному соседу, считая нужным отчитываться о своих действиях. Ведь, говорят, даже в коме люди понимают, когда с ними говорят…
Тот снова застонал в той же тональности. Пауза. Опять хриплый стон. Пауза. Газета на соседском лице поднималась и опускалась в такт дыханию.
Сосед не стонал от боли. Он храпел.
Напился, заснул и храпел.
— Хватит спать, пьяное чудовище! Устроил тут пожар! — почти крикнула я, забыв, что разговариваю со взрослым малознакомым человеком.
— А? Нин-ка? — спросил сосед, не убирая газету с лица.
