С тобой товарищи - [23]

— Ну и ну, — покрутила головой Иринка.

Катька сосредоточенно покусала палец и, отойдя от калитки, полезла на завалинку.

— Ничего, — сказала она, хмуря тоненькие темные брови. — К калитке не подходят…. А вот сейчас я в окошко подубасю — небось, откроют.

На отчаянный Катькин стук к окну приникло большеглазое Кристино лицо. Увидев девчонок, исчезло — и на окне плотно сомкнулись занавески.

— Ах, так!.. — Катька спрыгнула с завалинки. Оглядела дом сердито сверкнувшими глазами. — Ладно… а я через забор. Пойдем-ка.

Но на заборе не было ничего такого, за что можно было зацепиться. Высокий и гладкий, он возвышался как неприступная стена. Они обошли его с трех сторон, исследовали каждую доску и с пудовыми от налипшей грязи ногами вернулись к калитке.

День кончался. Из-за рваных опустевших и сразу ставших легкими туч голубым ласковым глазом глянуло небо. Ветер понес остатки дождливого тряпья вниз по реке. По дороге какая-то тучка еще выдавила из себя несколько капель, не сдаваясь, проворчал за лесом гром, а солнце уже сияло, отражаясь и лужах, и взлохмаченные мокрые воробьи зачирикали от радости на всю улицу.

— А ну-ка подсади меня. Сможешь? — сказала Катька и еще раз смерила забор взглядом.

— Попробую.

— Ну-у, р-раз!.. Ой! — Проехав по забору коленями, Катька шлепнулась и грязь.

Иринка фыркнула.

— Ну что смеешься? Нашла, над чем. — Катька хотела подняться, но поскользнулась и встала на четвереньки. Иринка закатилась смехом.

Покраснев от гнева, Катька закричала:

— Что смеешься, руку дай!..

— Ах, да… На… — кусая губы, чтобы не смеяться, Иринка протянула подруге руки.

— Ну, на кого я похо-о-жа, — чуть не со слезами протянула Катька, разглядывая свой плащ, платье, растопыренные грязные руки.

— Пошли на реку, — решительно сказала она.

На берегу Катька быстро разделась, залезла в воду.

Окунувшись, вылезла из воды.

— Нет худа без добра, — сказала она, отжимая потемневшие густо-медные волосы. — Водичка — прелесть! Пойди искупайся.

— Не хочу, — отозвалась Иринка.

Пальцами причесав волосы, Катька оглянулась. Иринка стояла, сцепив руки, и, не мигая, смотрела на воду.

— Ты что? — заглянула ей в лицо Катька.

— Ходили, ходили, — начала Иринка, — вымокли, вымазались и ничего не сделали.

— Не сделали сегодня, сделаем завтра, — бодро сказала Катька.

Иринка подняла голову, посмотрела влево. Там на возвышении, среди высоких тополей, видный и отсюда и с широкого простора реки, стоял черно-мраморный обелиск… Иринка снова опустила глаза.

— Завтра, — сказала она негромко. — Завтра, может, поздно будет.

— Да брось ты, правда. Что в самом деле?

— А вот и что. — Иринка упрямо тряхнула головой. Я библиотекаршу спрашивала про сектантов. Она мне такое рассказала!.. Чтобы попасть в рай, или как там у них называется, они даже голодом себя замаривают.

— Как это?

— А так. Отказываются от пищи, от всего, и если к ним на помощь не прийти, они умереть могут… от дистрофии…

— Ну, а остальные, что смотрят?

— Кто — остальные?

— Сектанты. Кто еще? — пожала Катька плечами.

— Фу ты… — возмущенная Катькиной непонятливостью, Иринка топнула ногой. — Ну что здесь непонятого?.. Они же сектанты, они все такие!

— Ну хорошо, сектанты… А зачем ты потащила меня к Жене?

— Вот библиотекарша и говорила…

— Опять библиотекарша?

— Ну да… Она сказала, что сектанты никуда не ходят, ни с кем не дружат, только между собой. Потому что и кино, и книги, и все для них — грех.

— Понят-я-тно, — протянула Катька, но тут же закончила скороговоркой: — Я ведь тоже так думала.

— Ну вот видишь! — обрадованно сказала Иринка. — И вот еще домик тот… Помнишь, что Шурик говорил: люди в черном. А мы ведь тоже видели людей в черном. Помнишь, тогда? А куда они деваются? В развалинах их нет, в часовне тоже. Не могли же они провалиться сквозь землю? А домик рядом, а о нем никто не подумал! — торжествующе закончила Иринка.

Катька ахнула.

— И правда! Пойдем к Хасану.

— Но он же болен.

— Все равно пойдем, — и Катька решительно перебросила через плечо плащ.

Глава XI. Тоска

— С нами бог! — сказала, входя в дом, немолодая женщина, туго повязанная под подбородком клетчатым платком.

— Воистину с нами! — поспешно отозвалась Кристя, перекрестилась, вытерев передником стул, придвинула гостье.

— Я не сидеть пришла. Тебя брат Афанасий зовет, сестра Кристина.

— С ним? — кивнула Кристя на сына.

— Нет, одну.

— Я сейчас, — У порога в другую комнату, узкую, точно сенцы, и без окон, Кристя остановилась, ни к кому не обращаясь, раздумчиво проговорила:

— Иль калитка была открыта?

— Открыта, — поджимая губы, монотонно, без выражения отозвалась жен типа.

Кристя вздохнула, вышла. Через минуту появилась снова. Полыхнув на женщину громадными синими глазами, коротко сказала:

— Пойдем, сестра.

Женя с трудом разомкнул ресницы.

— Ты лежи. Я калитку закрою. — И, обращаясь к женщине, добавила: — Болеет.

Женщина промолчала, только посмотрела на Женю серыми запавшими глазами. Ни сожаления, ни участия взгляд не выразил. Ссохшееся, почти коричневое лицо осталось бесстрастным, как маска. Женя снова прикрыл веки.

Скрипнула входная дверь и снова скрипнула, закрываясь. Тишина опять воцарилась в доме. Только за стеклом, примостившись на оконном выступе, бил и бил клювом воробей. «Замазку он там, что ли, выклевывает?» — подумал Женя, но ему казалось, что воробей стучит не по окну, а по его затылку. Голову ломило, каждый посторонний звук усиливал боль. И вместе с болью усиливалась тошнота.