Подполковник демонстративно посмотрел на часы, и журналист выключил диктофон: интервью слишком затянулось.
— Последний вопрос, Вениамин Павлович. Почему именно эта картина, почему Рерих?
Подполковник помедлил с ответом.
— Вы знакомы с учением «Живой этики»?
— Слышал.
— Слышали. Вот и я, к сожалению, знаком мало. А надо бы изучить основательно. Запомнилась мне там такая фраза: «Пойте: песнь волков пугает». Хорошо сказано! Ведь каждая картина Николая Константиновича — как песнь! Хотя бы та же «Майтрейя-победитель». А с испуга можно и того, серной кислотой. Но стопроцентно утверждать не берусь: психиатрическая экспертиза назначена. И ведь вандалы покушаются на самые светлые, самые беззащитные, что ли, вещи. Вспомните «Данаю».
Помолчав, подполковник добавил:
— А представьте, что на картине существует. цивилизация! — увидев неподдельное изумление журналиста, он решительно продолжил: — А что? Белорусский ученый Альберт Вейник в книге «Термодинамика реальных процессов» предположил неограниченное множество различных количественных уровней вещества, составляющих Вселенную. И соответственно множество «разноуровневых» миров, отличающихся размерами, массами и иными характеристиками. И мы не знаем ни одного полного ряда ни для одного из уровней мироздания! Почему бы одному из таких миров, с совершенно иными характеристиками пространства- времени, чем у нас, не возникнуть, допустим, на картине?!
Нахмурившись, словно устыдившись своей длинной “ученой” речи, подполковник встал.
— Всего хорошего.
— До свидания. Спасибо за интервью.
Уже в дверях Бурцев услышал смягчившийся голос подполковника:
— Погодите. Может, это вам и неинтересно, а может, и пригодится. В общем, когда на выставке этот парень плеснул кислотой на картину, там один посетитель в обморок упал. И такой обморок, что в больницу увезли. Я звонил туда, интересовался — сказали, что-то странное с ним. Запомните на всякий случай: вторая клиническая.
— Огромное спасибо, Вениамин Павлович. Вы мне очень помогли.
Бурцев вышел на улицу. Вот тебе урок: никогда не суди о людях по первому впечатлению. Он остановился в раздумье. А что, может, и правда смотаться в больницу? Время есть. Вдруг из этого можно выжать еще строк двадцать-тридцать? Он направился к стоянке такси.
Это был мужчина лет сорока, лицо белое, с обострившимися чертами. Лежал он совершенно неподвижно, не заметно было даже дыхания.
— В таком состоянии он находится уже восемь часов, — завотделением говорил тихо, почти шепотом. — Что мы только ни делали. Потом догадались сделать снимок мозга. Подключили всю нашу электронику, дали громадное увеличение. В общем, у него в мозге что-то есть. Как если бы пуля попала в голову и застряла в коре. Только это «что-то» в тысячи раз меньше пули.
Завотделением внезапно умолк. Бурцев посмотрел на больного и вздрогнул. Глаза у того были широко открыты. Журналист встретил его немигающий взгляд. И ему стало не по себе. Губы больного шевельнулись, и Бурцев явственно услышал произнесенное им слово. Он вопросительно посмотрел на врача:
— Вы слышали?
Завотделением кивнул. Он внимательно разглядывал пациента.
— Все, вам надо уходить.
Бурцев шел по коридору, на ходу снимая белый халат. Его не покидало ощущение беспокойства и тревоги. Он вспомнил немигающий, какой-то. чужой взгляд мужчины. Что же он сказал? «Барра». Непонятное слово. Что бы оно значило?
В сердце рос беспричинный страх.
Через несколько месяцев, когда Бурцев уже почти позабыл об осквернении картины, необычном подполковнике милиции и странном пациенте больницы, трагическое событие заставило его вспомнить о них. Взрыв на одном из оживленных рынков города унес жизни нескольких десятков человек. Бессмысленный, но чудовищный по жестокости теракт совершил смертник. По словам чудом уцелевшего свидетеля, находившегося в самом эпицентре взрыва, террорист- самоубийца, прежде чем привести в действие адскую машинку, несколько раз произнес странное слово «барра».
