С первой фразы: Как увлечь читателя, используя когнитивную психологию - [66]
Но наша страсть к системам небеспорядочна, даже если иногда мы увлекаемся и начинаем узнавать в очертании облака лицо любимого человека. Выстраивание систем – привычка, которая появилась у нас задолго до изобретения водопровода, холодильника и дверей, еще в ту пору, когда дом представлял собой милую пещерку, а вместо кровати мы спали на кучке мягких листьев. Умение предугадывать будущие события было тогда вопросом жизни и смерти. Поскольку львы, тигры или босоногие дикари – о, ужас! – могли заглянуть без предупреждения в любое время дня или ночи, наш мозг научился систематизировать все полученные данные, позволяя определять, что это за глухой звук раздался посреди ночи. В конце концов, если не знать, что входит в понятие нормы, как обнаружить что-то необычное? «Мозг – прирожденный картограф», – говорит нейрофизиолог Антонио Дамасио{147}. С самого нашего рождения он составляет схемы окружающего нас мира с одной-единственной целью: выяснить, что безопасно, а с чего лучше не спускать глаз{148}.
Истории рассказывают о том, с чего нам лучше не спускать глаз. Часто они начинаются с того, что жизнь героя перестает подчиняться выстроенной системе, – это и хорошо, потому что, как замечают ученые Чип и Дэн Хит, «лучший способ привлечь чье-то внимание – сломать систему»{149}. Вы видите, что написано между строк? Чтобы сломать систему, нужно знать, какова система. А для читателя все является частью системы, и прелесть чтения заключается в том, чтобы эту систему выявить. К тому же читатель полагает, что все в истории взаимосвязано, что история складывается по такому же принципу, как экосистема, границы государств или пазл. Тем не менее в этом вопросе писатели иногда ограничиваются сюжетом и спокойно идут отдыхать, довольные, что так ловко вплели в историю детали вроде капающей воды или шпателя. Это как покрывать глазурью пирог, который вы еще не испекли. Конечно, читатель может насладиться этими деталями, но, если они не проливают свет на систему в целом и не добавляют ей ясности, эти нюансы – просто причудливые окна, украшающие пустой дом.
Совершенно очевидно, что в наше время читатели в высшей степени требовательны. У нас имеются особые ожидания (о которых мы сознательно можем даже не подозревать), и наш мозг хочет, чтобы они оправдались, иначе мы забираем мяч и идем домой. Одно из наших самых первостепенных ожиданий – все, что кажется началом новой схемы (то есть предпосылкой), должно быть действительно предпосылкой, связанной с определенным результатом. К тому же относительно предпосылок мы ненасытны. Мы их любим, потому что они увлекают; они стимулируют наше воображение, приносят одно из самых любимых ощущений: предвкушение. Они предлагают нам выяснить, что может произойти дальше, а это приносит нам еще большее удовольствие: выброс адреналина, когда мы самостоятельно обнаруживаем связи и внезапно что-то понимаем{150}. Когда находим предпосылку, догадываемся, что может случиться, и оказываемся правы, мы чувствуем себя умными. Предпосылки обольщают нас с помощью главного из ощущений: вовлеченности. Мы чувствуем себя вовлеченными и значимыми, частью чего-то, своими до мозга костей. Для читателя предпосылки – это тайный код писателя. Замечая хотя бы одну, мы знаем, что настал наш черед поработать: мы лихорадочно следим за линией в схеме, которая ведет нас к результату; мы энергично за это беремся и наслаждаемся каждой секундой, даже если приходится читать, когда все в доме уже легли спать.
Чтобы убедиться, что у вашей истории будет много усталых, но довольных читателей, в этой главе мы узнаем, что же такое предпосылка и как сделать тропинку, ведущую от предпосылки к результату, заметной. Мы разберем, почему, когда вы непреднамеренно вводите новые предпосылки, ваша история сходит с рельс, и увидим, что очень простые предпосылки могут принести неплохие плоды.
Осторожно, думаю, это предпосылка!
Так что же такое предпосылка? Это то, что подразумевает. Это что-то (факт, поступок, человек, событие), что подразумевает какое-то действие в будущем. Самая распространенная форма предпосылки – информация, которая нужна читателю до развязки, чтобы сама развязка выглядела правдоподобной. Эта информация может быть совсем простой, например, мы узнаем о том, что Джеймс знает язык суахили, поэтому, если окажется, что инструкции по изменению траектории метеорита, который должен упасть прямиком на город Де-Мойн, написаны на суахили, мы не станем недовольно ворчать, когда Джеймс объявит о своих познаниях. А значит, поскольку читатель не знает настоящую причину, по которой в первой главе вы сообщаете ему, что Джеймс – билингв, вам нужен веский повод выдать эту информацию в самом начале, чтобы это не выглядело как неоновая вывеска «Я ПЫТАЮСЬ ВАМ КОЕ-ЧТО СКАЗАТЬ». Существует тонкая грань между тем, чтобы подразнить читателя новой информацией, которая подхлестнет его воображение, и тем, чтобы вывалить на него что-то настолько очевидное, что в истории мигом пропадет все напряжение. Разбудите в читателе подозрения, и он полюбит вас за это.
Вам нужно, чтобы читатель подумал:
Талантливый драматург, романист, эссеист и поэт Оскар Уайльд был блестящим собеседником, о чем свидетельствовали многие его современники, и обладал неподражаемым чувством юмора, которое не изменило ему даже в самый тяжелый период жизни, когда он оказался в тюрьме. Мерлин Холланд, внук и биограф Уайльда, воссоздает стиль общения своего гениального деда так убедительно, как если бы побеседовал с ним на самом деле. С предисловием актера, режиссера и писателя Саймона Кэллоу, командора ордена Британской империи.* * * «Жизнь Оскара Уайльда имеет все признаки фейерверка: сначала возбужденное ожидание, затем эффектное шоу, потом оглушительный взрыв, падение — и тишина.
Проза И. А. Бунина представлена в монографии как художественно-философское единство. Исследуются онтология и аксиология бунинского мира. Произведения художника рассматриваются в диалогах с русской классикой, в многообразии жанровых и повествовательных стратегий. Книга предназначена для научного гуманитарного сообщества и для всех, интересующихся творчеством И. А. Бунина и русской литературой.
Владимир Сорокин — один из самых ярких представителей русского постмодернизма, тексты которого часто вызывают бурную читательскую и критическую реакцию из-за обилия обеденной лексики, сцен секса и насилия. В своей монографии немецкий русист Дирк Уффельманн впервые анализирует все основные произведения Владимира Сорокина — от «Очереди» и «Романа» до «Метели» и «Теллурии». Автор показывает, как, черпая сюжеты из русской классики XIX века и соцреализма, обращаясь к популярной культуре и националистической риторике, Сорокин остается верен установке на расщепление чужих дискурсов.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В новую книгу волгоградского литератора вошли заметки о членах местного Союза писателей и повесть «Детский портрет на фоне счастливых и грустных времён», в которой рассказывается о том, как литература формирует чувственный мир ребенка. Книга адресована широкому кругу читателей.