С палаткой по Африке - [18]

В 1931 году вместе с моим другом Паулем Либеренцем я предпринял в бассейне Умфолози охоту с киноаппаратом на белого носорога. Он тогда встречался гораздо реже, чем теперь. Старый зулус Мали — лесничий горы Мазимба — очень хорошо знал зверей, которых охранял. По его представлениям, белый носорог был джентльмен. Если же заходила речь о его черном собрате, Мали принимал озабоченный, таинственный вид. Я и теперь слышу, как он шепчет, робко вглядываясь в заросли:

— Посмотри только на навоз носорога, господин. Белый носорог ходит, как слон, а черный разбрасывает свой навоз.

— Ну и что же? — спросил я, ничего не поняв. Тогда Мали рассказал мне любопытную легенду про бедьяну и павиана.

При сотворении мира великий бог Ункулункулу смог выделить явившемуся слишком поздно сонливому бедьяне только какие-то лоскутки для прикрытия наготы. Присутствовавший при этом павиан подарил носорогу иглу, чтобы тот сшил себе одежду. Но при этом он до того издевался над неловким и сердитым носорогов, что тот, разозлившись, проглотил иглу, которую держал в вытянутой пасти. Он и по сей день в бешенстве ищет в своем навозе эту иглу, которая причиняет ему боль и вызывает ярость.

Не будучи специалистом, трудно отличить остромордого черного носорога от широкомордого белого, тем более что «черный» имеет окраску олив, а «белый» ту же, что и слон.

Посетители Хлухлуве в массе своей обычно считают носорогов — белых и черных — «безвредными», хотя приставленный к нам проводник много раз указывал на себя, как на страшный пример легкомыслия: неожиданно напавший носорог оставил на его ноге глубокий шрам.

В первый же день пребывания в Хлухлуве мы увидели после обеда двух мкубо, стоявших в очень удобной для киносъемки позе. К сожалению, они находились довольно далеко. Приблизившись, мы заметили, что этими зверями интересуются и другие посетители. Группа фотоэнтузиастов направилась к недовольно взиравшим на них носорогам. Им это в конце концов наскучило и, бросив злобный взгляд, мкубо, не спеша, удалились.

Нам все же удалось получить очень хорошие кадры носорогов, и мною овладело честолюбивое желание сняться вместе со зверем, вот уже несколько десятилетий интересовавшим меня. Однажды после полудня, увидев самку носорога, которая паслась на открытом месте со взрослым детенышем, я велел остановить машину и вышел. Сказав кинооператору, что подойду как можно ближе к животным, я попросил его заснять встречу Исипакуа со зверем, которого Мали считал джентльменом.

Сначала мать и дитя из породы мкубо не обратили на меня никакого внимания. Они стояли совершенно непринужденно, молодое животное — задом ко мне. Шаг за шагом я стал к ним приближаться.

У слонов и носорогов плохое зрение. Если подходить к ним спереди, притом медленно и бесшумно, они не замечают изменений в окружающей обстановке. Но, когда к ним пытаются подобраться сбоку, они чуют беду и начинают нервничать. В данном случае, как только у меня возникало ощущение, что звери обеспокоены, я останавливался, как вкопанный, а через минуту или две снова начинал приближаться к ним.

Мой долголетний опыт подтверждает незыблемое правило охотника: если носорог внезапно кидается на тебя, нужно отпрянуть в сторону, ибо он несется вперед, не обращая внимания на то, что происходит справа или слева от него. Мне вспомнился случай из далекого прошлого. «Фару!» — услышал я крики моих носильщиков-бавемба[13] и увидел, как они, побросав свои ноши, с ловкостью обезьян карабкаются на деревья. Вспомнил я и о том, что сам отпрыгнул в заросли и увидел, как всего в нескольких метрах от меня пронесся гигантский носорог, наклонив голову для удара. Нанеся его в пустоту, он, крайне озадаченный, уставился на окрестности с поразительно тупым выражением «лица».

Но тут мне своевременно пришла в голову мысль: смогу ли я теперь, в 75 лет, «порхать» так, как в 25? Меня отделяли от мкубо двенадцать шагов. Затем — десять… Я замер. Животные взглянули на меня без малейших признаков раздражения. Значит, можно рискнуть и приблизиться еще на несколько шагов. Я так и сделал. Затем тихо и спокойно заговорил с самкой, подражая рокоту мотора, к которому, как я установил в экспедиции 1931 года, с удовольствием прислушиваются почти все звери. Думаю, со мной ничего не случилось бы, даже если бы я улегся у ног толстухи. Но мне помешали.

В игру вмешался проводник. Озабоченный, вероятно, не столько моей участью, сколько сохранением своего места, он стал жаловаться, что я нарушаю все правила и он попадет за это в тюрьму. Разумеется, он был прав. Мне могло дорого обойтись мое легкомыслие.

Стоявший впереди молодой носорог перестал жевать траву, мать взглянула на меня явно дружелюбно, покачала головой, громко засопела и степенно удалилась в сопровождении отпрыска.

На обратном пути в лагерь к мерседесу приблизился черный носорог. Мы, понятно, схватились за аппараты.

— Неужели у вас тут носороги пронумерованы? — спросил один из моих спутников.

Я тоже обратил внимание на цифру «11», ясно видневшуюся на боку животного. На его спине сидели волоклюи, эти маленькие и энергичные представители санитарной инспекции по делам толстокожих. Сначала я подумал, что бросившаяся в глаза цифра «11» — следы их пищеварения. А может быть, это была одна из тех язв, которые я часто видел у черных носорогов, хотя никто не мог объяснить мне их происхождение? Особенно удивительно то, что эти кровоточащие, порой гноящиеся раны всегда находятся на одном и том же месте, на правом боку, и что волоклюи не только препятствуют заживлению, но даже расширяют их.