С огнем не шутят - [17]

Она передернулась.

— Лучше смотреть на хищников, бездельничающих на солнышке. В сезон миграции они становятся толстыми, ленивыми и туристам увидеть их гораздо проще.

Впрочем, периодически Ева на непродолжительное время уходила в себя. И тогда Себастьян любовался ею молчаливо задумчивой.

Вообще сложно было представить, что какое-нибудь из состояний может сделать ее менее прекрасной, хоть на самую малость испортить ее поразительную красоту. Себастьян не сомневался, что и в гневе, и в страдании, и в печали она так же хороша, как и в веселье, в мечтательности, в радости, в беззаботности.

Ему не терпелось увидеть ее и на фоне тысячи розовых фламинго, и посреди саванны и акациевых лесов Масай-Мары, и в необычной обстановке масайской деревни. Он мечтал сфотографировать ее во всех этих местах, а потом любоваться снимками и с радостью вспоминать о своих умопомрачительных африканских каникулах.

В особенности большое удовольствие доставляли ему мечты о последних днях сафари — о совместном с Евой отдыхе в очаровательной древней Момбасе, на побережье Индийского океана.

Когда он воображал себе Еву идущей по узким улочкам мимо мечетей и индуистских храмов, или нежащейся на мелком белом песке, или кормящей хлебом разноцветных рыбок, у него по коже пробегала сотня мурашек, а в носу приятно пощипывало…

Этот день запечатлелся в их памяти днем согласия, дружбы и сотни новых ярких впечатлений от поездки по Самбуру. Себастьян, принявший твердое решение наслаждаться обществом Евы — такой, какой она была здесь, — чувствовал себя с ней все более и более уверенно. Ева, привыкнув к его компании, держалась еще естественнее и совсем не робела перед ним, как накануне вечером.

Ужин прошел в бурном обсуждении увиденного за день. В бар они решили не ходить, так как завтра предстояло слишком рано встать и следовало выспаться.

Себастьян проводил Еву до ее бунгало, и несколько секунд перед расставанием они молча смотрели друг другу в глаза. Ему безумно хотелось повторить вчерашний поцелуй, а еще больше — взять ее на руки и унести к себе в спальню, чтобы замучить перед сном ласками и осыпать нежными словами, а наутро, перед поездкой в Накуру, проснуться с ней в одной постели и вместе порадоваться наступлению нового дня…

Но он почему-то не решался даже дотронуться до нее. Стоял как завороженный, утопая в бархатисто-черном омуте ее глаз.

И тут Ева, порывисто обхватив его руками за шею и быстро чмокнув в губы, повернулась, торопливо взбежала на террасу и скрылась за дверью.

Глядя на бесконечное множество невиданной красоты розовых птиц, слушая хлопанье их крыльев и плеск воды, Себастьян думал о том, что неизвестно за какие заслуги попал вдруг в настоящий рай.

О чем размышляла в этот момент Ева, он не знал, но догадывался по выражению ее раскрасневшегося от наплыва эмоций, озаренного розовым светом лица, что их мысли примерно совпадают.

Ева пребывала в столь сильном волнении, что не могла ни жестикулировать, ни говорить, ни улыбаться, ни смотреть на Себастьяна. Однако о его присутствии ни на миг не забывала, так как то и дело нащупывала рукой его руку и крепко сжимала.

В какой-то момент ошалевший от избытка пьянящих чувств Себастьян нагнул голову и с особой нежностью поцеловал Еву в висок. Ее реакция — мечтательно-довольная улыбка и прикосновение тонких теплых пальцев к его руке — так его тронула, что ему вдруг захотелось плакать. Такого не случалось с ним давным-давно, наверное с самого детства. Лишь в ту счастливую пору жизни в минуты сильнейших эмоциональных потрясений ему на глаза наворачивались слезы.

Проглотив подкативший к горлу ком, Себастьян бережно взял Еву за руку и не отпускал до самого вечера. Так, чувствуя тепло друг друга, они вместе наблюдали за бодающимися в лесу у озера носорогами, за любовными играми водяных козлов и пеликанов, любовались живописными зарослями молочая.

Остаться бы навеки в этих мгновениях, думал Себастьян, смакуя свое счастье. И никогда больше не вспоминать ни о проблемах, ни о тревогах, ни о том, что с этим неземным великолепием в мире сосуществуют подлость, лицемерие, тщеславие и обман.

В столицу кенийского туризма Момбасу они приехали на одиннадцатый день пребывания в Африке.

Ева изменилась за это время. Ее кожу покрыл легкий золотистый загар, глаза, и прежде всегда блестящие, приобрели новое выражение счастливой безмятежности.

Родди уже с вечера того дня, когда Себастьян выставил его из своего номера, закрутил интрижку с другой очаровательной особой из их группы — девушкой лет восемнадцати, худенькой, хрупкой и смешливой. Как ни странно, они неплохо смотрелись вдвоем и выглядели вполне счастливыми.

Чего нельзя было сказать о Себастьяне. Нет, он продолжал наслаждаться обществом Евы, но о предстоящем расставании с ней думал уже не как о необходимости, которая все расставит по своим местам, а как о катастрофе.

В их отношениях за последние дни произошла масса изменений. Они удивительным образом научились понимать друг друга — по жестам, взглядам угадывать те или иные мысли, намерения, желания.

Одним словом, между ними за этот непродолжительный период установились те взаимоотношения, какие бывают у людей, связанных родственными узами и проживших долгое время в одном доме или между закадычными друзьями, давно друг друга знающими.