С любовью, Старгерл - [9]

, в первый день. И как ты вспыхнул, когда твой друг Кевин спросил: «Почему он?» – а я ущипнула тебя за мочку уха и ответила: «Потому что он милый». И как ты трогательно общался с моей крысой, хотя она наводила на тебя ужас. И как ты светился от гордости за меня, когда я выиграла конкурс ораторского искусства в Финиксе. И насколько – не знаю даже, как это объяснить, а ты? – мы подходили друг другу.

Понятное дело, ты не идеален. А кто идеален?

Разумеется, в словах Сьюзан есть здравый смысл. Но моему сердцу наплевать на здравый смысл. Оно никогда не задается вопросом «Почему?», только – «Кто?»

14 марта

Сегодня я снова, уже во второй раз, заезжала на кладбище. Уже опускался сумрак. Того человека – Чарли – там не было. Я бесцельно бродила по извилистым дорожкам. Лунный свет и могильные камни. И вдруг мне пришло видение. Я стояла на кладбище своего прошлого. Под каждой плитой покоились воспоминания – мертвые, безвозвратно прожитые дни. День Волшебной Пустыни. День, когда мы последовали за Той Женщиной в торговом центре и придумали Ее Жизнь. День, когда мы Впервые Соприкоснулись Пальцами – Тайный Знак Любви Старгерл и Лео.

Каждый вечер я укладываюсь спать на кладбище воспоминаний. И лунный свет укутывает меня саваном.

15 марта

В повозке счастья осталось два камешка.

16 марта

Я ненавижу тебя!

17 марта

Я скучаю по тебе!

18 марта

Я ненавижу тебя!

19 марта

Я люблю тебя!

20 марта

Я ненавижу тебя!

21 марта

ЛЕО!

22 марта

Посмотри, что ты наделал. Из-за тебя я проворонила начало весны. Она наступила вчера, но я с таким самозабвением кисла по тебе, что не заметила. И сегодня, наверное, оставалась бы в неведении, если бы не получила письма от Арчи. Он спрашивает, встречала ли я рассвет 21 марта. Раньше мы с Арчи вместе ходили в пустыню встречать рассвет в день весеннего равноденствия (21 марта), летнего солнцестояния (21 июня), осеннего равноденствия (22 сентября) и зимнего солнцестояния (21 декабря). Разливали по пластиковым кружкам зеленый чай и чокались ими, чтобы отметить новый сезон.

Вчера солнце стояло точно над экватором. Светлая половина суток стала длиннее темной. Зима уступила место весне. Теперь с каждым новым витком Земли вокруг нашего светила день станет отбирать у ночи по нескольку секунд. Рутинное дело Вселенной. Почему же меня это всегда поражает?

23 марта

Вчера вечером папа сказал мне: «Ложись спать пораньше», и всё. Ничего не объяснил. А я и не спрашивала, потому что поняла. Так и вышло: в полночь он меня разбудил, и через полчаса мы уже поедали булочки с корицей и пили кофе в закусочной «Риджвью». Я понимала, к чему все это. Папа обратил внимание на мое настроение. И решил как-то меня взбодрить. Он уверен, что решить любую проблему можно, развозя молоко.

Ты, наверное, не понял?

Папа теперь молочник. После пятнадцати лет работы начальником службы технического контроля в «Майкатроникс» он почувствовал себя изнуренным и опустошенным. Увольняться, правда, все равно не собирался, но мама заставила, после того как на вопрос, чем бы он хотел заниматься, папа ответил: «Всегда мечтал развозить молоко».

Так что мы загрузились продуктами под завязку на складе и отправились по обычному пятничному маршруту. Когда завернули за угол у магазина «Вава»[6], наши фары выхватили из темноты лицо с широко открытыми от неожиданности глазами. Лицо мальчика, копавшегося в мусорном контейнере. Мгновение спустя мы пронеслись мимо.

– Видела? – спросил папа.

– Видела, – отозвалась я.

То лицо еще стояло у меня перед глазами – знаешь, как бывает: картинка остается на сетчатке глаза сразу после того, как отведешь глаза от солнца.

Пятничный маршрут папиного молоковоза проходит по южной части округа. Стройки. Фермы. Одинокие жилые дома вдоль извилистых проселочных дорог. Никаких светофоров. Никаких машин. Только тьма с островком света от наших фар и дребезжание стеклянных бутылок в подставках за спиной.

Клиенты часто оставляют молочнику записки. Прилепляют их скотчем к дверям или, перехватив резинкой свернутые в трубочку, оставляют на верхней ступеньке перед домом в пустых контейнерах для бутылок. Кто-то каждую неделю заказывает одно и то же, кто-то меняет заказ. Иногда родители дают писать такие записки детям. К примеру:

«Дорогой дядя молочник,

пожалуйста, оставь нам

1 галлон[7] обезжиренного,

кварту[8] шоколадного,

две упак. Творога

и 1 дюжину яиц.

Мой кот Мурфик очень любит ваше молоко!

С любовью,

Кори».

Я и раньше ездила с отцом на пятничный развоз – и теперь не могла дождаться, когда мы доедем до одного особенного дома. Он должен быть в самом начале маршрута: Уайт-Хорс-стрит, № 214. Семья Хаффелмейеров, пожилой пары. Они каждую неделю берут по кварте пахты и шоколадного молока. Их заказ папа всегда заносит в дом. Дело в том, что Хаффелмейеры никак не могут забыть старые времена, когда жизнь была безопасней, никто и никогда не запирал входные двери, а молочники проходили в жилище и ставили привезенные продукты в холодильник. И Хаффелмейеры не собираются меняться. На Уайт-Хорс-стрит, 214, время застыло в 1940-х. Мы просто заходим внутрь, даже без звонка. Папа зажигает маленькую настольную лампу под абажуром с бахромой. Стараемся вести себя как можно тише. Пока отец возится на кухне, я люблю постоять и порассматривать фотографии. В гостиной и столовой, наверное, сотня семейных портретов, не меньше. Я прослеживаю их «в развитии», от черно-белых моментальных снимков (молодожены, он – в военной форме времен Второй мировой, она – в цветастом платье и шляпке с широкими полями; стоят рука об руку перед колесом обозрения) до цветных кадров, изображающих пожилых супругов, окруженных детьми, внуками и, судя по всему, правнуками.