С любовью, Старгерл - [24]
– Потом покажешь маме, – велела я, – наверное, она захочет, чтобы тебе сделали укол от столбняка.
Эльвина не ответила. Произнося свои инструкции, я на нее даже не смотрела, а теперь вот взглянула. У нее дрожала губа. По щеке катилась слеза – самая настоящая слезинка, какие текут, когда люди плачут. Девочка не сводила глаз со своего «обструганного» ногтя. Я встала и обняла ее. Думала, она оттолкнет меня, но она не оттолкнула. Бэтмен взирал на нас с изумлением.
– Ты ведь очень любила свой ноготок, да? – мягко спросила я.
Ее головка понуро упала мне на грудь. Я взглянула на Томаса.
– Бэтмен! – скомандовала я. – Иди-ка оденься.
Его как ветром сдуло.
Когда мы с Эльвиной шли обратно по коридору, мое внимание привлекло нечто не замеченное в суматохе, а именно картинка с оскаленной физиономией питбуля в две натуральных величины, прикрепленная к одной из дверей.
– Твоя комната?
– Ага.
– Не пригласишь зайти? – полюбопытствовала я.
Эльвина толчком распахнула дверь. Я вошла. Ходить пришлось, аккуратно ступая между картами из разбросанной колоды, кучками покерных фишек и даже хоккейной клюшкой. В углу валялся плюшевый мишка с одной ногой. Голова его тонула в шлеме футболиста[26]. К стене была приколота передовица из специально изготовленной шуточной газеты с заголовком:
«ЭЛЬВИНА КЛЕКО —
НОВЫЙ ЧЕМПИОН
В СУПЕРТЯЖЕЛОМ ВЕСЕ».
Со спинки кровати свисали черные нунчаки. Никаких оборочек, рюшей и прочих нежностей, ничего девичьего. Ничего розового. Только… полка над изголовьем кровати забита куклами в ряд. Похоже, они высажены по возрасту – от самой юной на одном конце до самой взрослой на другом, от младенца до гламурной модели. Среди них было несколько Барби. Я сосчитала кукол – всего их оказалось одиннадцать. Видно, по одной на день рождения.
Я все глядела на этих кукол, пытаясь хоть как-то совместить их образ с образом девочки, которую, как мне казалось, уже начинала узнавать. Я безо всякого удивления встретила бы здесь Терминаторов, или Джи-Ай-Джо[27], или Халков. Но…
Я обернулась к Эльвине.
– Барби?
– А что, что-то не так? – огрызнулась она и тем самым закрыла тему.
Девочка достала из кармана свой полуторасантиметровый розовый ноготок, приставила его к тому, что осталось на мизинце, и пискнула: «Починить нельзя?»
– Посмотрим, – отозвалась я, – что-нибудь придумаем.
Она поглядела еще немного. Ее лицо посуровело. Эльвина швырнула «огрызок» на пол и растоптала:
– Да черт с ним. Мне плевать. – Она вынула из кармана еще один предмет, а именно перочинный ножик. Раскрыла его и начала скрести по поверхности ногтя. Блестящая «стружка» полетела во все стороны.
– Эй! – Я перехватила ее запястье и отняла нож. – Перестань.
– Мне плевать, – повторила Эльвина.
Она сняла с кроватной спинки нунчаки и щелкнула ими друг о друга. Затем уперла ноги в пол на манер каратиста и принялась размахивать своим снарядом в воздухе с криками: «Их-ха! Их-ха!» Тут как раз вернулся Томас, но, завидев бешено вертящиеся нунчаки, ретировался в коридор и буквально скатился вниз по лестнице. Я не могла не заподозрить, что ему не единожды приходилось служить объектом нунчаковой атаки.
Наблюдая за тем, как Эльвина вертится, делает выпады, клацает своим оружием, вопит: «Их-ха!» – как подскакивает на ее шее ухмыляющийся Винни-Пух, я вдруг почувствовала острый прилив жалости к ней. Наверное, мне в этот момент припомнились ужасные времена в старшей школе Майки, когда я танцевала и танцевала совсем одна.
Наконец девочка закончила «упражнение», в последний раз раскрутила нунчаки над головой, словно болу[28], и швырнула их в сторону дальней кроватной ножки. Попала. Они рывком обернулись вокруг столбика, замерли и повисли на нем.
– Здо́рово, – оценила я. – Ты ими пользуешься в жизни?
– Нет, – она явно солгала.
И притихла.
Потом пнула ногой клюшку. Та со звоном отлетела к стене. А Эльвина осталась стоять посреди комнаты, глядя на нее, – такая потерянная, словно забытая где-то на полпути между прошлым и будущим. Мне захотелось прижать ее к себе. Захотелось сказать: «Потерпи. Ты просто застряла сейчас на полпути от одной Эльвины к другой. Другая ждет тебя чуть впереди по календарю». Но я сказала другое:
– Слушай… Рядом с грудами камней у старого цементного завода я часто вижу одного человека. На нем всегда зеленая вязаная шапка. И он всегда говорит одно и то же…
– «Ты не меня ищешь»?
– Именно.
– Это Полоумный Арнольд.
– Арнольд?
– Угу.
– Ты его знаешь?
– Его все знают. Чокнутый. – Она коротко хихикнула.
Я никогда еще не слышала от нее чего-либо хоть отдаленно похожего на смех.
– Ты чего?
Она пожала плечами, и улыбка слетела с ее лица так же быстро, как появилась.
– Ничего. За ним вечно ходит по пятам малышня, а он даже не догадывается. Если его «осалить» и крикнуть: «Попался!» – он резко оборачивается, а они с визгами убегают. Ну, понятно – малышня. – Тут Эльвина резко развернулась и вышла из комнаты. – Ладно, потопала я с этой помойки.
Я последовала за ней, но по дороге бросила взгляд на внутреннюю сторону двери. К ней была приклеена фотография. Цветная карточка из школьного альбома, размером 7,5 на 12 сантиметров. На ней был мальчик. Блондин. Где я его видела? И вдруг меня осенило: на Кизиловом фестивале! Тот самый мальчик, которого она так отчаянно дубасила. «Боже ты мой, – подумалось мне, – неужели “тумаки любви”? Милые бранятся…»
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.