С любовью, Старгерл - [21]
Вечером смотрели салют на бейсбольном поле Американского легиона[21]. Мы с Пусей расположились на покрывале в позе бобслеистов в бобе и наблюдали, как в небе взрываются огни и разливаются разноцветные водопады. Во мраке вспыхивали тысячи обращенных к небу лиц людей, лежавших на пледах или сидевших на садовых стульях; тысячи ртов одновременно испускали восхищенный вздох, когда над ними вспыхивали крупные «мясистые» жемчужины и погружались в безмолвие между залпами из задранных ввысь орудийных дул. Похоже, там собрался весь город – за исключением Бетти Лу. Интересно, хоть в окно ей салют было видно? А еще я подумала о человеке в шапке-шлеме мшисто-зеленого цвета. И о Чарли, муже Грейс. И о Перри. Возможно, они тоже тут, смотрят в небо так же завороженно, как все остальные?
Сегодня утром я взяла с собой на Волшебный холм не только фонарик, «воки-токи» и коврик, но и кое-что еще. А именно:
– веревку длиной 15 метров;
– колышек для крокета;
– большой тяжелый молоток;
– шпатель.
И вот что сделала: вбила колышек посредине поля. Обвязала вокруг него один конец веревки, другой протянула в восточном направлении и принялась ждать рассвета. Как только взошло солнце, я при помощи веревки провела идеально прямую линию между ним и колышком. Затем рядом с тем концом, что был обращен к светилу, воткнула в землю шпатель.
Ну что, догадался уже, зачем все это? Я сооружаю календарь. Как в Стоунхендже. Именно таким способом наши предки отслеживали свое положение во времени. Каждый четверг теперь стану зарывать новый шпатель (я купила целый набор в магазине «Все за доллар», они похожи на маленькие белые весла из резины). Осталось двадцать два четверга до 20 декабря, когда я вкопаю последний. К тому времени получится этакая арка из шпателей, четверть круга. Внешняя дуга арки по еженедельным замерам обозначит путь, пройденный восходящим солнцем над горизонтом – до 21 декабря, то есть до зимнего солнцестояния. Это будет самый короткий день в году, когда светило свернет с дорожки к северу и направится к югу. Тогда же начнется зимний сезон, но и летний в некотором роде тоже – ведь с 21 декабря день потихоньку, но неуклонно станет удлиняться.
Древним людям, однако, не верилось, что этот процесс будет повторяться из года в год. Они боялись, что светлое время может скукоживаться – пока совсем не исчезнет. Вот почему эти племена устраивали празднества в честь солнцестояний – чтобы уговорить Солнце повернуть вспять и вернуть свет.
Я собираюсь торжественно встретить зимнее солнцестояние. Приглашу массу народа. Может, мистическая составляющая этого праздника и улетучилась, но мне очень хочется поделиться со всеми чудом в глазах Пуси.
Вот уже третий день температура не опускается ниже 32 градусов – самая настоящая тепловая волна. Причем здесь ее переносить тяжелее, чем в Аризоне. Неудивительно, что ты уехал из Пенсильвании. Здесь жара не просто обжигающая, а влажная. Ходишь все равно как в облаке из горячей овсянки. Сидишь – как на кипящем чайнике. И еще… ну да ладно, вижу, ты мне совсем не сочувствуешь.
В общем, сегодня я охлаждала себя в библиотеке. Сидела за столом, читала стихи Мэри Оливер[22] и вдруг краем глаза уловила какое-то легкое «летящее» движение и такой же легкий звук: «плим». С моего места был виден проход между книжными стеллажами до самого конца. Звук, кажется, донесся именно оттуда – из пространства между полками. И тут снова метрах в пяти от меня что-то пролетело между стеллажами (что-то похожее на лимонную косточку) и – плим! – ударилось в окно библиотечного зала. Долго гадать мне не пришлось: «Этот парень. Перри».
Когда спустя минуту раздался третий «плим!», я почувствовала: с меня хватит, с шумом захлопнула книгу и громко затопала по проходу. Он, скрестив ноги, сидел между полками на полу, загораживая дорогу, читал книжку и посасывал лимон. Я остановилась и уставилась на него сверху вниз. Сначала мне показалось: он просто демонстративно делает вид, что меня не замечает. Но секунду спустя в мысли закралось сомнение. Похоже, его захватило содержание книги. Рядом на полу лежала опустошенная кожура половинки лимона. Другая, у него в руке, совершала вращательные движения около рта.
Откровенно говоря, я удивилась, застав его не за комиксом, а за настоящей книгой. Ну, то есть не совсем настоящей. Очень уж тонкой. Обложку я не могла рассмотреть, и меня это взбесило: всякий раз, когда я вижу, как кто-то читает, мне просто необходимо узнать, что именно. Иногда, если дело происходит в поезде или в зале ожидания, я дохожу даже до откровенной грубости – изгибаюсь таким образом, чтобы все-таки рассмотреть обложку. Но вернусь к библиотеке.
– Я прекрасно вижу, что ты видишь, что я здесь стою, – сказала я.
Голова мальчика дернулась вверх, голубые глаза расширились – никто не сыграл бы застигнутого врасплох человека лучше.
– Ага-ага, «Оскар» тебя заждался, – добавила я.
– Че? – проговорил он, по-прежнему не снимая с лица маски удивления.
– Ладно, замяли. Ты опять плюешься косточками. И знаешь: одно дело – плеваться снаружи. Но здесь…
Он выстрелил изо рта еще одним «снарядом»: «Пту-у-у!»
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
ТРЯПИЧНАЯ КУКЛА Какое человеческое чувство сильнее всех? Конечно же любовь. Любовь вопреки, любовь несмотря ни на что, любовь ради торжества красоты жизни. Неужели Барбара наконец обретёт мир и большую любовь? Ответ - на страницах этого короткого романа Паскуале Ферро, где реальность смешивается с фантазией. МАЧЕДОНИЯ И ВАЛЕНТИНА. МУЖЕСТВО ЖЕНЩИН Женщины всегда были важной частью истории. Женщины-героини: политики, святые, воительницы... Но, может быть, наиболее важная борьба женщины - борьба за её право любить и жить по зову сердца.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.