С грядущим заодно - [41]

Всех перебивает, как по щекам бьет. А они не смеют. Паркет дрогнул — это он пошел. Надо за ним.

— Поздравляем с женишком. Мы-то думали, что вы розовенькая, а оказывается… — перебивали одна другую барышни Крутилины. — Очень эффектный мужчина. Поздравляю.

Они думали, а Нектарий?.. Не упустить его.

— Спасибо, Тася, спасибо. Простите, пожалуйста…

Нектарий уходит в буфет, надо остановить.

— Так в киоске-то моей поторгуете? — Мытнова обхватила ее за талию.

— Конечно. Простите, я… мне… Нектарий Нектариевич, боюсь, уйдет.

— Куда ето он от банкету пойдет?

Что? Еще не легче! Пригласят, а с Лешей не сговорились. Что он так долго? Вдруг догадался Шатровский?..

— Мой, однако, доглядывает, чтобы там все по порядку.

Ерунда, генерал бы уже поднял тревогу.

— Только нами и живут, интеллигенция щипаная.

Надо ждать. Успокоиться. Ждать.

— Очень об себе понимает, что, дескать, генеральша, в благородном пансионе училась, по-французскому, по-английскому…

— А банкет в честь англичанина?

— Дык союзник, однако. Вона и Нектарьич жалует.

Виктория пошла ему навстречу, подумала: как кролик в пасть удава.

— Мне нужно с вами поговорить.

— Минуточку сроку, Виктория Кирилловна. Генерала надобно звать — пора к столу, все ожидают — неловко. Позволите? — Он держал ее за локти, смотрел понимающе, и подозрительно, и ласково, как на ребенка.

— Хорошо. Конечно. — «Он идет к Леше». — А можно, я провожу вас?

Она заставила себя опереться на его руку, чувствовала тепло руки и нежность в том, как он неторопливо подстраивался к ее шагам.

— Я весь внимание, Виктория Кирилловна.

— Я хотела сказать вам… Попросить вас… — «Щебетать, как Лидия Ивановна, с ним нельзя». — Вы обо всем уже слышали…

— Не волнуйтесь, бога ради. Слышал. А щечки горят и бледнеют, глазки блестят — видел, и понял вас, дорогая Виктория Кирилловна.

— Я хотела просить… Не говорите ничего маме. Она не знает, это было еще при тете Марише. И мне не хотелось…

Вот уже и красная гостиная, белеет закрытая дверь — что там?

— Отродясь ябедником не был. Придет пора — сами скажете. Ах, милые, милые женщины, чуть заговорит сердечко — и вся политика по боку. Так-то.

Ничего не было слышно за дверью. Нектарий тихо смеялся:

— Дурак я, голову ломаю: почему такой блескучий красный газетчик успеха у вас не имеет? Ан ларчик-то просто… Зайдете со мной, или нет охотки?

Как лучше? И хочется, и страшно. Знать бы, как лучше?

Напротив у стены в нише банкетка:

— Здесь посижу.

Нектарий открыл обе створки двери. Огромное тело не помешало ей увидеть Шатровского за столом на диване и спину Леши, услышать его неторопливую, твердую речь:

— …не разбрасывать силы, а собирать для защиты магистрали, ваше превосходительство. Столько очагов…

Виктория села на банкетку. Хорошо, что никого и темно. Можно туфли снять. Нет, не догадается и Нектарий, Леша такой спокойный. Непонятно даже… Счастье, что ногам свободно.

Со стороны фойе зацокали каблучки. Кажется, голос генеральши:

— Ради России приходится терпеть в нашей среде эти фияски…

Не заметят в темноте. Куда они?

— Надо отдать должное, Мытнов и этот миллионер-рыбник… Ну, как его… — генеральша на ходу поправляла прическу, — ну, упрятал жену в сумасшедший дом и живет с примадонной, — оба не жалеют денег на армию.

Виктория захлебнулась.

Дамы прошли, хлопнула дверь дамской комнаты.

Сердце вздрогнуло и умерло. Пусть.

…Качалась ее детская кроватка, в темноте нежный запах матери, она тут, у изголовья… Кто-то громко шепчет: «Верность — предрассудок. Отдайтесь порыву, не бойтесь праздника…»

…Война. На креслах, на стульях, на ковре расселись гости. Смеются, считают: «…Четырнадцать, пятнадцать…» На диване рыжий с толстым загривком целует хохочущую мать… «Шестнадцать, семнадцать…»

Папа? Не смею. — Встала. Сквозь чулки холодный пол. — Все в клочьях, не поймать слова, ощущения. Плывут лица… Татьяна Сергеевна?.. Леша! — В груди трепыхнулось, ударило и застучало снова. — Только пустота и унижение навсегда. Не показать никому. — Свет хлынул в глаза. — Где туфли? Скорей…

— Пожалуйте, Виктория Кирилловна, дело-то уж покончено.

Замутило от его голоса. Убила бы его. Только не показать.

Все так же за столом Шатровский. Леша складывает карту. Нектарий — гора, желтоватое, расплывшееся лицо, холодный анатомирующий взгляд. Он непреодолимо опасен, как чудища, воображаемые в детстве.

— Очень, очень ценны ваши сообщения, господин поручик. — Генерал был сосредоточен, серьезен. — Чрезвычайно ценны.

— Так идемте, друзья мои, гости ждут. — Нектарий глянул на нее: — Приглашаю невесту и… — перевел острый взгляд на Лешу, — с разрешения его превосходительства, жениха отужинать с нами.

Этого еще не хватало!

— Нет, ему надо отдохнуть! — «Догадался? Ловушка — увести Лешу в зал, где полно офицеров?» — Хоть немного отдохнуть…

— Благодарю. На рассвете я должен выехать.

— Да-а, — подтвердил Шатровский озабоченно. — С удовольствием разрешил бы остаться на завтрашний день… — Он вежливо осклабился, чуть поклонился Виктории. — Но…

— Ваше превосходительство приняли единственно верное решение. Задержка была бы предательством. И, конечно, Виктория Кирилловна, — Леша вдруг улыбнулся ей, — осудила бы мою слабость.