С грядущим заодно - [40]
Подходили офицеры. Августа Петровна сказала по-русски:
— Хорошенькая девушка привлекательнее биллиарда? Только, верьте опыту, положение безнадежное. Не жена ведь еще — невеста! — засмеялась.
И вокруг засмеялись. Виктория не поняла, но почувствовала что-то гадкое. Встретила огорченный добрый взгляд Озаровского, обрадовалась. Тут же подумала, что он белогвардеец, враг, ее и Лешин враг, и отвернулась. И вспомнила, что сама-то невеста белого поручика, и опять посмотрела на Озаровского. Бледный, лицо интеллигентное… Враг?
Из дверей буфета вышли барышни Крутилины, следом их отец, адвокат Зеленецкий, похожий на актера (в него влюбляются все юристки), а за ними… Нектарий.
Почему он не ушел? Почему они все не уходят? Лекция же кончилась.
Нектарий заметил ее издали. Она чувствовала это, хотя лицо его оставалось невозмутимым и подходил он медленно, будто нехотя, и разговаривал с Зеленецким.
Виктория здоровалась, улыбалась всем без разбора, а в груди стало пусто и холодно. Очень ласково теперь следили за ней умные глаза Нектария. Что, что, что, что, что делать?
— Со всеми знакомы, а в обществе не показываетесь, юная отшельница. Так верны жениху?
Зачем эта генеральша…
— Жениху? — так и вцепились в слово обе Крутилины.
У Нектария чуть шевельнулись брови, и тут же он что-то ответил Зеленецкому.
— О! О! — запела мадам Мармо и начала во весь голос рассказывать: histoire poétique, ravissante».[13]
Виктория видела, что Нектарий прислушивается к болтовне переводчицы, продолжая разговор с Зеленецким, и хоть не смотрит, а следит за ней. Скорей бы уйти. Или лучше подольше бы Леша там с генералом?.. Невозможно жмет левую ногу. Почему никто не уходит? Дамы в вечерних платьях. Надо что-то сочинить Нектарию, объяснить. Не рассказал бы только маме…
— Ну и подумаешь — важность! — Мытнова взяла Викторию за руку. — Я вот барышню приглашаю торговать в моей фияске. — И победоносно огляделась.
— Киоске! Киоске, дорогая! — снисходительно сказала генеральша и засмеялась: — Фиаско, может быть, и ждет кого-то…
Федосья, как индюк, булькает, обозлилась:
— Не так обкультированная, как прочие, зато на мне одежа, и кольцы, и брильянты свои.
Намек довольно прозрачный. Но генеральша протянула Мытновой обе руки, красивые, сверкающие камнями:
— Душа моя, не обижайтесь. Вы же очаровательны в вашей непосредственности! Простите, ради бога, если я…
Все как-то повернулись, передвинулись. Озаровский вдруг очутился рядом, Тася и Люда уже около генеральши… А Нектарий? Где Нектарий? Неужели ушел? Кто это за спиной? Знакомый голос бархатно переливается:
— Я не сентиментален, нет, нисколько!
Кто? А, Зеленецкий, великий златоуст.
— …Но есть вещи, которые могут отвратить людей колеблющихся, так сказать, заядлых гуманистов, иметь не тот резонанс и покоробить союзников…
— Сегодняшняя гуманная лекция смутила вас, однако, господин адвокат.
Не ушел. Почему они все не уходят?
— А давайте поглядим как материалисты. Мало мы им дали товаром да концессиями? Не так уж бескорыстны, да и не больно брезгливы наши союзники.
Он поймет, кто — Леша.
— Не о том я, Нектарий Нектариевич. Это — само собой. Я о произволе, о жестокостях, которые могут обернуться против нас же. Бешеных собак уничтожают — это аксиома. Но зачем средневековые пытки? Бессмысленно, некультурно и просто отвратительно.
— Так в чем, однако, дело-то?
— Ко мне обратилась дама, вернее женщина, фамилия…
Зеленецкий говорил тише, голос терялся, все труднее было выделять его из общей болтовни, смеха, восклицаний.
— …Арямов — знаете, из контрразведки? На допросе втыкал ее дочери под лопатки ножницы… и беззаконие, и…
— У вас такие испуганные глаза… — Это Озаровский.
— Нет, нет. Вам показалось.
— …Согласитесь, это омерзительно, садизм и, главное, бессмыслица. Канцелярские ножницы! Ну, расстреляй, если уж…
— Господа! Слушайте, остроумнейшая загадка…
— …Совсем распоясались, а если об этих ножницах станет широко известно…
— Станет или не станет, беды в том не вижу. — «Этого слышно ясно». — Слабонервным эсерчикам с нами, все одно, не по пути. Лес рубят — щепки летят.
— Но это может…
Нектарий будто придавил Зеленецкого:
— И, право, советую: не суйтесь вы в дела контрразведки. Сидим-то ведь на вулкане: там — восстание, там — банды. И не ко времени нынче излишняя чувствительность.
Если Нектарий догадается…
— Вот — вы побледнели даже.
— Нет, — расправила похолодевшую спину, посмотрела в глаза Озаровскому. Замученные глаза. — Да. Меня пугает жестокость.
— Меня тоже ужасает, отвращает… Я становлюсь больным от столкновения…
— …Принцевы, конечно, был блеф. — Это Крутилин подвизгивает. — Полковник не упомянул даже.
Нектарий глухо засмеялся:
— Больно вам эти острова нужны? Мириться с большевиками? А вот, у вас не спросясь, адмирал отказался от конференции.
— Да что вы?
— Дипломатический ход, само собой. Вести переговоры — признать юридическим лицом, то есть законным правительством. Представляете, какое впечатление…
— Все вы о впечатлениях хлопочете. А дело-то, господа мои, не во впечатлениях, а в реальной силе.
Крутилин хихикнул:
— А, знаете, ведь у Маркса написано…
— Много у Маркса писано, да, однако, не все нам подходит.
