С чего начинается Родина - [19]

Производство броневого листа потребовало переоборудования термических печей и сооружения ванн к ним, освоения новой технологии. Но это было нам уже известно: еще до получения заказа на танковые корпуса нам довелось делать бронепоезд. Его постройка дала некоторый опыт изготовления брони. Намного более крепким орешком оказалась башня. Она состояла из нескольких деталей довольно сложной конфигурации. Нужен был мощный пресс, чтобы штамповать их. Имевшийся на заводе был слабосилен и тихоходен. Детали приходилось подвергать повторной обработке и даже расчленять башню на более мелкие детали. Это увеличивало объем сварки и механической обработки и в конце концов стало узким местом. Но где взять мощный пресс? Это было не так просто, тем более что его установка потребовала бы значительного времени.

Главный металлург завода Борис Алексеевич Носков обратил внимание, что на нашем бронепоезде артиллерийские установки были защищены литыми башнями из броневой стали. По инициативе Носкова началась работа по отливке опытной башни для танка.

На пути освоения литой башни оказалось много препятствий. Толщина стенки литой башни увеличилась более чем в 3 раза по сравнению со штампованной. Соответственно увеличивался и ее вес. Однако Носков, как и подобает настоящему инженеру, человеку творческому, предвидел, что повышение бронестойкости литой башни, несмотря на увеличение веса, на войне окажется более выгодным. Буквально за несколько часов был сделан чертеж башни. Модельщики тут же взялись заготавливать модель и стержневые ящики. На мартеновской печи спешно готовился сварить броневую плавку замечательный инженер по сталеварению Владимир Марьянович Кулаев. Конечно, он пользовался советами Носкова, как, впрочем, и я, являвшийся в то время его заместителем. Дело увенчалось успехом. Испытания башни на полигоне показали замечательные результаты. Новая башня позволяла танку подбираться к цели без опасности быть пораженным в 2 раза ближе по сравнению со старой. К этому времени заводские конструкторы после проверки дали заключение, что мотор и ходовая часть вынесут дополнительную нагрузку и танк, таким образом, почти не потеряет маневренности.

Вся эта работа была закончена в исключительно короткий срок, примерно за неделю. Теперь надо получить «добро» представителей военного ведомства. Они наши заказчики и главные специалисты по этим вопросам. Еду в Москву. С мандатом заместителя главного металлурга Коломенского завода попадаю в здание недалеко от Красной площади. В руках папка с документами и рулон с чертежом литой башни. Сердце колотится, вдруг скажут «нет», а ведь во дворе нашего завода уже сложен не один десяток танковых корпусов без башни, да к тому же литые башни уже запущены в серийное производство на наш собственный страх и риск.

У военных порядок известен. Прежде чем обращаться к генералу, надо подойти к полковнику, но к нему не проберешься, пока не встретишься с майором. А к последнему путь лежит только через капитана. К счастью, звания ниже капитана в учреждении, куда я пришел, как мне казалось, не было. Примерно к одиннадцати часам вечера я уже занял исходную выжидательную позицию на подступах к кабинету начальника Главного автобронетанкового управления Я. Н. Федоренко. Сижу час, сижу два. Кажется, никогда не видел такого скопления военных начальников.

Расторопный адъютант хорошо справлялся со своими обязанностями. Но не все начальники выходили удовлетворенными из кабинета генерала. А дело объясняется просто: танков мало, а все их просят. За этим, собственно, большинство и прибыло в столицу.

Уже поздний час. В приемной осталось всего несколько человек. Задаю адъютанту вопрос:

— Примет ли меня товарищ Федоренко?

— Безусловно примет. Да, между прочим, самого Федоренко нет, он на фронте. Его временно замещает генерал Лелюшенко.

Я спросил имя и отчество, потому что фамилия показалась мне знакомой. Все совпало. Да, это тот самый генерал, командовавший 39-й ЛТБ (легкотанковой бригадой), в которой мне довелось служить в действующей армии с сентября 1939 года по октябрь 1940 года.

Генерал Д. Д. Лелюшенко перед войной командовал 1-й Пролетарской дивизией, а во время военного конфликта с Финляндией, в 1939—1940 годах, прославился своими подвигами на Карельском перешейке при прорыве «линии Маннергейма», командуя танковой бригадой.

На вооружении в то время были устаревшие, особенно в части бронезащиты, танки Т-26 и БТ. Дмитрий Данилович с присущей ему изобретательностью и настойчивостью организовал экранирование башни Т-26. Навешивание дополнительных броневых листов на башню производилось с помощью ленинградских предприятий в исключительно короткие сроки.

Генерал Лелюшенко сам сел в танк и испытал его. Более десятка прямых попаданий снарядов в башню, пробит экран, но ни одной сквозной пробоины башни. Сам изобрел — сам испытал в бою.

Командир бригады Дмитрий Данилович Лелюшенко остался у меня в памяти как человек необычайной энергии, смелости, находчивости и трудолюбия, как ярый противник солдафонства и лени. Взвесив все это, я задал себе вопрос: сможет ли он быстро рассмотреть наше предложение и принять его? Мне представлялось, что генерал Лелюшенко будет в затруднительном положении. А если он поручит дополнительно рассмотреть и доложить эту проблему вновь, армия наверняка лишится нескольких сот танков.