Рыжий - [18]

Мэрион размахивает открыткой.

— Ты должна следить за моей корреспонденцией. Я не хочу, чтобы она валялась, где попало.

— Твоя корреспонденция. Да уж, действительно. Почитай-ка.

Большими прописными буквами нацарапано:

«КЛЫКИ У НАС БЫЛИ КАК У ЖИВОТНЫХ».

— О Боже.

— Отвратительное чудовище твой О’Кифи, вот кто он такой.

— Что еще?

— Различные счета.

— Не ругай меня.

— Мне придется. Кто открыл кредит в Хоуте? Кто накупил виски и джин? Кто?

— Где мои очки от солнца?

— И кто заложил в ломбард каминный прибор? И электрический чайник?

— Ну послушай, Мэрион, давай сегодня утром будем друзьями. Солнце уже встало. И, в конце концов, мы ведь христиане.

— Вот видишь? Ты сразу начинаешь язвить. Ну почему мы должны все время ссориться?

— Очки, черт побери. Англичане вечно все прячут. Вонючий сортир, однако, скрыть не удастся.

— Прекрати эту хамскую болтовню.

— Тогда оставайся с сортиром.

— Когда-нибудь ты пожалеешь об этом. Грубиян.

— А ты бы хотела, чтобы всю жизнь я щебетал канарейкой, как диктор Би-Би-Си? Специально для тебя я выпущу в эфир серию передач под названием «Зеленая задница».

— У тебя в голове одни непристойности.

— Нет уж, нет, я — человек культурный.

— И к тому же из Америки, где все хромируют и натирают до блеска.

— У меня незаурядная внешность. По-английски я говорю, как аристократ. Одет безупречно.

— Ну и негодяй. И зачем только я познакомила тебя с мамочкой и папочкой?

— Твои мамочка и папочка думали, что у меня денег куры не клюют. А я в свою очередь думал, что у них денег куры не клюют. Оказалось, что ни у одной из сторон нет ни гроша, ни шиша, ни любви.

— Ложь. Сам знаешь, что это ложь. Ты первый тогда заговорил о деньгах.

— Ну ладно, давай ребенка. Просто невыносимо. И как мне только выбраться из этого дерьма?

— Выбраться? Тебе? Это я должна бежать отсюда. И это может произойти в любой момент.

— Ладно уж. Давай не будем ссориться.

— По-твоему, это так просто? И вел ты себя совершенно омерзительно.

— Я возьму ребенка.

— Можешь заодно сделать покупки. Купи у мясника немного костей, только не вздумай принести тошнотворную баранью голову. И смотри, чтобы Фелисити не свалилась в пруд.

— А я настаиваю на том, чтобы мы купили именно баранью голову.

— Осторожно закрывай дверь, утром она упала на почтальона.

— О Боже мой праведный! Только мне не хватало, чтобы на меня к тому же подали в суд.

Столпотворение на Мохаммед-Роуд. Грохот трамваев. Прачечная напоминает встревоженный улей. Увидеть бы их на скомканных простынях. И это было бы правильно. Теплое желтое солнце. Самая прекрасная страна в мире, в ней много водорослей, и водоросли эти — люди. Остаются здесь, чтобы умирать, и не умирают. Посмотрите на мясной магазин. Посмотрите на крюки, на которых стонет мясо. Мясник подрезает рукав разделочным ножом. За прилавком их целая орава.

В парке зеленая, мягкая, чуть влажная после ночного дождя трава. Цветочные клумбы. Кресты, и кружки, и миленькие невысокие оградки. А вот и скамейка. Свежевыкрашенная. Если осенью умрет мой отец, я стану богатым, богатым, как Крез. И до конца своих дней буду сидеть на скамейке. Какой замечательный, славный денек! Я бы снял рубашку, чтобы погреться на солнышке, но они вышвырнут меня отсюда за непристойное поведение. Хотя солнечные лучи способствуют росту волос и придают им модный золотистый опенок. Милый ребенок, прекрати пинать меня в спину. Иди-ка сюда, на одеяльце, играй и не делай глупостей. И если ты удерешь с одеяла, думаю, я покончу с тобой раз и навсегда. Папочке нужно поштудировать право. Он станет королевским адвокатом и заработает кучу денег. Целую кучу золотых монет. Моя загорелая грудь — символ богатства и уверенности в себе. В то же время я горжусь собственным уничижением. И вот я здесь, читаю на мертвом языке книгу по римскому праву. За отцеубийство сбрасывали со скалы в море в одном мешке с гадюкой. В паху копошится осклизлая гадливость. И ты, дочурка, захлебывающаяся от смеха на газоне, можешь продолжать развлекаться. Потому что твой папочка человек конченый. Получает оплеухи со всех сторон. Даже во сне. Этой ночью мне приснилось, что я с пачкой газет под мышкой сел в автобус и тот понесся по Куррэ, а рядом с ним бежали кони-тяжеловозы. В автобусе какой-то тип рассматривал бабочек в увеличительное стекло. Мы ехали на запад. А потом из — за ограды выпрыгнул вол и автобус рассек его надвое и он остался висеть на крюке у входа в деревенский магазин, торгующий мясом. Затем я неожиданно очутился в Кашели. На улице не протолкнуться из-за множества коз, а сточные канавы почернели от засохшей крови. В тишине, в жарких лучах солнца медленно двигалась толпа мужчин и женщин в теплых, черных пальто. Похороны ростовщика. Он застал ее с выпученными глазами, сидящую на продавце, а постелью им служил ящик, присланный из Чикаго, он услышал, как тот рухнул, и погнался за ними с топором. И, обжигая друг друга дыханием, они сговорились подложить в чай яд, чтобы дрожащими руками добраться до кассы и плоти друг друга, и сплести кокон греха среди ананасов и персиков. Ящик забит. Лето. Длинная процессия шаркает ногами, пересекая улицу Кашель. Песня: