Рыжие волосы, зеленые глаза - [10]

Менеджер команды выглядел взбешенным, видно было, что он едва сдерживается. Он говорил на французском, хорошо знакомом Марии. Обычно приветливая, Сара тоже смотрела весьма неласково. Незнакомка, которую Мария видела только со спины, явно была воинственно настроена.

— О боже, — Мария замерла как вкопанная и прижалась к Маттео, ища защиты.

Санитар вопросительно смотрел на них, не решаясь задавать вопросы.

— И не смейте называть меня «мадам Онфлер», — раздраженно проговорила женщина. — Я — мадам Вернати, законная жена Мистраля Вернати. Я специально приехала из Парижа, чтобы быть рядом с мужем. И никто из вас не посмеет мне помешать.

Значит, это и есть Шанталь, графиня Анриет-Шанталь Онфлер, бывшая жена Мистраля, гарпия, как называл ее чемпион, в течение пяти лет под различными предлогами не дававшая ему развода, прекрасное чудовище, наследница знатного семейства французских виноделов, производителей шампанского «Онфлер», владелица модного дома дамского платья «Анриет-Шанталь» с салонами в крупнейших городах мира.

Мария призвала на помощь все свои силы и выступила вперед.

Графиня смерила ее брезгливым взглядом, словно она была докучливым насекомым. Марии вспомнились слова Мистраля, произнесенные, когда они впервые заговорили о Шанталь. — Что за человек твоя жена? — спросила она тогда.

— Красивая, богатая, коварная блондинка, — больше он ничего не добавил. По-видимому, считал такую характеристику исчерпывающей.

Француженка окликнула ее, переходя на итальянский:

— Синьорина Гвиди! Ведь это вы — Мария Гвиди, любовница моего мужа, верно?

Мария молча кивнула.

— Не путайтесь у меня под ногами, — продолжала Шанталь, повышая голос. В нем зазвучали визгливые, базарные нотки. — Убирайтесь вон! И прихватите с собой своих друзей. Вам не удастся встать между мной и моим мужем!

Крепко держа Маттео под руку, Мария прошла мимо нее, не сказав ни слова.

3

Адель Вернати часто спрашивала себя, какие причины заставили ее сына жениться на этой французской кукле с кучей титулов и людоедской философией, и наконец пришла к выводу, что Мистраль «дал себя проглотить, как шоколадку».

Ей эта графиня, высоко задиравшая свой и без того вздернутый, прелестный носик, совершенно не понравилась. Она видела невестку всего один раз, через несколько месяцев после свадьбы, и между ними мгновенно вспыхнула острая неприязнь. В то время молодые супруги еще ходили в обнимку и ворковали, как пара голубков, занимая одно из первых мест в списке знаменитых пар, воспеваемых в отделах светской хроники иллюстрированных еженедельников. Впоследствии те же отделы светской хроники сделали их постоянной мишенью скандальных сплетен и пересудов. Дальше — тишина. Адель с облегчением перевела дух. Шанталь Онфлер и Мистраль Вернати по-прежнему заставляли прессу говорить о себе, но уже по отдельности. Это послужило ей пусть небольшим, но все же утешением. Однако спокойствие было недолгим. Вдруг откуда ни возьмись рядом с ее сыном появилась рыжеволосая красотка, которую Адель тотчас же узнала: это была Мария, дочка Гвиди из Каннучето. О ней не было ни слуху ни духу с тех самых пор, как она покинула Романью. И вот она вновь возникла, словно ниоткуда, под руку с Мистралем. Адель хорошо ее знала, когда Мария была еще девчонкой, но вот какой она стала теперь? Адель с досадой поджимала губы. Ни разу в жизни, когда речь шла о вещах действительно важных, она не одобрила выбор Мистраля. Она принимала своего упрямого сына таким, каким он был, и любила его, но это не мешало ей ворчать на него.

Адель считала, что Мистраль является плодом ошибки, совершенной ею сорок лет назад, когда она, вопреки желанию своей семьи, решила выйти замуж за Талемико Вернати, молодого красавца, у которого не было ни кола ни двора. Он рыбачил зимой, когда на море бушевали штормы, а летом, когда на побережье Романьи полно хорошеньких девушек, обслуживал купальни на пляже.

Мистраль, их единственный сын, был точной копией отца. В этом необыкновенном сходстве, физическом и духовном, заключалась исходная ошибка: ей не следовало порывать со своими провансальскими корнями и выходить за трижды проклятого, но неотразимого и обожаемого весельчака из Романьи.

Адель была убеждена, что из-за ее ошибки все в жизни Мистраля пошло наперекосяк. Она возненавидела чванливую аристократку Шанталь за ее бессовестную и злобную натуру, но и к Марии относилась не лучше, считая, что беспутной матери-одиночке с дефективным ребенком ни в чем нельзя доверять. И если одну ошибку еще можно простить, то две — это уж слишком: Мария сделала ее Мистраля отцом, не состоя с ним в законном браке, они годами жили в грехе, не будучи «настоящей семьей». Вынося свой суровый приговор, Адель начисто игнорировала тот факт, что Мистраль не мог жениться на Марии, потому что Шанталь не давала ему развода.

Профессию сына Адель считала опасной забавой, сродни ремеслу ярмарочного акробата, кочующего с места на место, «нынче здесь, завтра там». Словом, она была сыта по горло своим ненаглядным сыночком, никогда не слушавшим ее мудрых советов. Если бы это было в ее силах, она попыталась бы разорвать пуповину, которая все еще, несмотря ни на что, связывала их. Она хотела бы разлюбить его, но это было невозможно. Проходили годы, но Мистраль оставался смыслом ее жизни, светом ее очей.