Рыжеволосая танцовщица - [8]

Она подняла глаза. В дверях, переминаясь с ноги на ногу, в нерешительности стоял Дэвид.

«Как он красив даже в этой своей старой синей футболке!» – с нежностью подумала она.

Небесно-голубые глаза Дэвида и его золотистые волосы, забранные в тот самый хвостик, который так не нравился Анжелине, контрастировали с ровным бронзовым загаром от постоянной работы на свежем воздухе.

– Ты что, смотрел с Анжелиной фильм ужасов? – нахмурилась Сабрина. – Ты же знаешь, что доктор Свенсон запретил тебе смотреть подобные фильмы.

Он покачал головой.

– Нет, я читал свежий номер журнала по цветоводству. Мне дал его Джино. – Он виновато улыбнулся, словно извиняясь. – Мне просто одиноко, Сабрина. Тебя весь вечер не было.

Сабрина с минуту помолчала.

– Ладно, – наконец сдалась она. – Почисти зубы и надень пижаму. Но чур, никаких разговоров за полночь. Тебе завтра рано вставать на работу.

– Хорошо, не буду, – обещал он. – Пойду принесу Миранду.

«Что еще за Миранда?» – удивленно подумала Сабрина, кутаясь в одеяло.

Мирандой оказался полуувядший нарцисс в торфяном горшочке. Дэвид осторожно поставил цветок на ночной столик и сел на свою кровать, блаженно улыбаясь. На нем, как обычно, были только голубые пижамные брюки. Его загорелый мускулистый торс, покрытый золотистым пушком волос, был великолепен.

«Ребенок в теле мужчины», – мелькнула у нее мысль.

– Не возражаешь, если я не буду выключать свет? – спросил он, тревожно глядя на цветок. – Миранде нужен свет, чем больше, тем лучше.

«Это тебе нужен свет», – подумала Сабрина, и от нахлынувших чувств у нее вдруг защемило сердце. Первые несколько месяцев по возвращении из больницы, где его, можно сказать, вытащили с того света, Дэвида по ночам мучили кошмары, истощавшие его силы. Даже теперь он все еще не мог спать в темноте, оставляя хотя бы слабый ночник, и Сабрина не возражала. Слава Богу, теперь можно сказать, что Дэвид поправляется.

– Ты думаешь, тебе удастся ее выходить? – тихо спросила Сабрина.

– Надеюсь. Ей с каждым днем все лучше. Главное, что ей нужно, – это знать, что кто-то о ней заботится. Мы заботимся о тебе, Миранда. – Он нежно погладил лепесток.

Горло Сабрины перехватило от нежности.

– Ложись, – проговорила она. – Накройся одеялом. Миранда чувствует, что мы о ней заботимся.

Дэвид послушно лег, но глаза его пристально глядели на Сабрину. В них светился неподдельный детский восторг.

«А ведь он на год старше меня. В это трудно поверить», – подумала она. Наркотики, истощив здоровье Дэвида, остановили его развитие, оставив вечным ребенком. Любой, столкнувшись с беззащитной наивностью Дэвида, растрогался бы до глубины души. Казалось, он весь светится изнутри каким-то особым, чистым светом.

Дэвид снова уставился на свою Миранду.

– Я верю, она действительно чувствует, что мы о ней заботимся, – произнес он, слегка нахмурив лоб. – Цветы гораздо отзывчивее на заботу, чем люди, Сабрина.

– В самом деле?

Он кивнул.

– Иногда может показаться, что цветок умирает, но цветы очень гордые, они не допускают, чтобы их жалели. Не знаю почему, но я чувствую, что это так. А раньше я знал почему, Сабрина?

«Когда-нибудь он вспомнит о том, что было раньше, – подумала она. – Но сейчас ему кажется, что это было в какой-то прошлой жизни, словно даже и не с ним».

– Раньше ты просто не задумывался над этим, – сказала она, – потому что был слишком занят. Он удивленно, почти испуганно посмотрел на нее.

– Но как я мог этого не понимать? – недоуменно спросил он. – Ведь это же так просто!

– Теперь ты на многое смотришь по-другому, Дэвид. И многое понимаешь гораздо лучше.

Он пожал плечами и снова посмотрел на свой цветок. Помолчав с минуту, он заговорил:

– Сабрина, ты помнишь фильм про маленькое космическое существо по имени И Ти?

«Как я могу забыть! Это же твой любимый фильм. Мы смотрели его вместе бессчетное число раз. Есть в этой волшебной сказке о любви то, что затронуло глубокую душевную струнку в том ребенке, которым ты теперь стал, Дэвид».

– Помню, – вслух произнесла она.

– Помнишь, – задумчиво проговорил он, – когда это существо прикасалось к поникшим цветам, они снова возвращались к жизни? Как это красиво!

– Да, очень красиво.

Он снова нежно погладил пальцем один из золотистых лепестков Миранды.

– Как бы я хотел, чтобы люди тоже могли возвращаться к жизни и расцветать от одного лишь прикосновения. Всего одно прикосновение – и мы оживали бы и раскрывали свои лепестки навстречу солнцу. Как бы это было чудесно!

– Да, это было бы чудесно, – прошептала Сабрина, пытаясь сморгнуть навернувшиеся на глаза слезы.

Дэвид все так же глядел на нарцисс, погруженный в свои мысли.

– Разумеется, – произнес он, – это не для всех нужно. Некоторые люди расцветают сами по себе. – Его взгляд перешел на лицо Сабрины. – Как ты, Сабрина. Ты похожа на фиалку – яркую, с мягкими бархатными лепестками. Ты вся бархатная. Иногда я чувствую, как твое тепло обволакивает меня, грея и успокаивая. Это так прекрасно, Сабрина…

Сабрина проглотила подступивший к горлу ком.

– Что ты, Дэвид, ведь цветы такие хрупкие… Они живут так мало… Дэвид нахмурился.

– Не совсем так. На самом деле цветы очень выносливые, – серьезно произнес он. – Просто они не отцветают, а засыпают. Потом они снова набирают силу и расцветают еще краше. Они отдыхают в темноте перед тем, как возродиться.