Рысь - [82]

Как бы там ни было, он, Рустерхольц, второй раз на Хольцерсфлуэ подниматься не станет.

Или все же поднимется. Да. Другого выхода не было. Иначе никак. Проклиная все на свете, Фриц Рустерхольц грохнул кулаком по столу. Тереза с опаской глянула на пляшущие стаканы, недавно поставленные ею на край. Фриц встал и громким голосом объявил, что будет на Хольцерсфлуэ, прежде чем часы на кирхе пробьют девять.

В ответ Эрнст лишь кивнул и утопил свою бессловесность в кофе. Фриц взял лежавшие у кровати магнитолу, ручную антенну и винтовку Потом вместе с Эрнстом принялся искать берет, но того нигде не было. Еще ни разу Фриц не выходил из дому без берета, но теперь ничего другого не оставалось. Впрочем, даже с беретом на голове он все равно чувствовал бы себя жалким ничтожеством. Фриц старался действовать сосредоточенно. Быть может, пари еще не проиграно.

Чтобы его не увидели в деревне, он отправился к Шёнебодемедеру. Движения его были неуверенны, он часто спотыкался и не знал, сумеет ли разглядеть рысь усталыми глазами — не говоря уже о том, чтобы пристрелить ее. Пока Фриц поднимался, в его голове роились мысли о Хуггенбергере, рыси и жизни в целом. Сильно утомившись, дошел он до того места, где резко уходили вниз скалы Хольцерсфлуэ, включил магнитолу, прислушался к беспорядочному потрескиванью и начал озираться кругом. Обвел взглядом долину, Лауэненское озеро, Гельтенский ледник. В свете утреннего солнца между слегка приоткрытых губ ярко сверкал золотой клык. Склон внизу, вся котловина вокруг озера пребывала в совершенном спокойствии, все было на своем месте, в правильных пропорциях и служило единственной цели — радовать глаз. Издалека послышался звон, церковные колокола пробили девять. Легкий ветерок, который теперь уляжется только вечером, дул вверх по долине. Это вдох и выдох природы, подумал Рустерхольц и счел себя полнейшим идиотом. Он снова взглянул на магнитолу и прислушался.

Никаких сигналов. Из динамика не раздавалось ничего, что хотя бы отдаленно напоминало вчерашние звуки. Рустерхольц посмотрел на антенну, на отпиленные от сушилки проволоки. Взглянул на Виспилеграт, на его ровную вытянутую горизонталь, опустил глаза к выезду из долины в направлении Гштада, снова поднял их к Лауэнехоре, к Хундрюггу, и — опустил, к центру деревни. Там сейчас стоит Дельфинчик, улыбаясь из-за прилавка и поджидая покупателей, а не его. Это уж точно. Как точно и то, что здесь и не пахнет рысью. Ни сигнала, ни ошейника, ни зверя. Хуггенбергер опередил его.

Рустерхольц опустил антенну. Не выключая динамика, он предался горькому отчаянию. Без сигнала ему здесь делать нечего, без сигнала — конец. Вчера магнитола так великолепно работала, он так гордился, в том числе и дружбой с Рихнером, который помог ему, сделавшим большую часть работы, так что Рустерхольцу не терпелось обрадовать его вестью об удачной охоте. Они бы стали первейшими друзьями, Рихнер наверняка смонтировал бы ему радиоустановку, чтобы они могли переговариваться по вечерам. Или приехал бы к нему в Лауэнен и помог отремонтировать дом, заговорить с Дельфинчиком, научил бы его флиртовать с женщинами. Может, это было бы и нетрудно, потому что женщины наверняка стали бы интересоваться, как он подкрался к рыси, как прицелился и так далее, и ему было бы что порассказать, много чего интересного.

Все эти мысли, все эти надежды, которые прежде таились в его подсознании, наконец прорвались наружу. И разбились о действительность. Рустерхольц даже не пытался посмотреть, не отсоединился ли какой-нибудь контакт на магнитоле. Если сигнал не поступает, значит, его вообще нет. Значит, ошейник сорван, а рысь мертва.

Рустерхольц прислонился к скале. Не знал, стоит ли ему вообще возвращаться на Хундсрюгг — может, легче сесть в автобус Бюхи и навсегда уехать отсюда.

Тихо и безвольно сидел он над обрывом, потом взял в руки камень и стал царапать им скалу, слишком твердую для того, чтобы на ней оставались следы. Посмотрел на винтовку, антенну, магнитолу, обвел взглядом застывшую на солнце Лауэнентальскую долину.

Хотел запустить камень по высокой дуге, но вместо этого еле слышно бросил его под ноги. Закинул винтовку за спину, взял антенну и магнитолу под мышку и понуро двинулся обратно на Хундсрюгг.

В двухстах метрах под ним Альфред Хуггенбергер выходил из-за последних елей, обрамлявших перерезанную корнями лесную дорожку, упиравшуюся в обломки горных пород. Тяжело дыша, с каплями пота на густых бровях, рюкзаком и охотничьим ружьем за плечами.

На парковке у Лауэненского озера Хуггенбергер не увидел ни одной машины — даже раздолбанного синего «опеля» молодого Феннлера.

Одолев осыпь, Хуггенбергер начал карабкаться вверх по скалам. Его широкая спина смотрелась бы лучше на состязании борцов, чем здесь, среди отвесных, поросших диким кустарником и низкорослым ельником скал. До того места, которое он приметил в бинокль, Хуггенбергер решил добираться обходным путем. Стрелять снизу вверх не всегда удобно.

Внезапно Хуггенбергер узнал то место, где вчера вечером стоял Рустерхольц. Небольшая площадка у подножия двух мощных скал, слева от которой стояла жиденькая, низенькая елочка. Хуггенбергер послал треклятого Рустерхольца куда подальше. Пусть не попадается на глаза, прежде чем Хуггенбергер добьется своего.