Рыцари былого и грядущего. Том 1 - [38]

— Жерар, ты напрасно никогда не интересовался законами Иерусалимского королевства. Судьбу Люси будет теперь решать регент. Иными словами — твой покорный слуга. Девицу надо срочно выдать замуж. Ботрон — один из лучших замков Леванта. Такой замок нельзя долго оставлять без хозяина. Так вот где бы мне для неё достойного мужа подыскать? У тебя случайно нет на примете подходящего претендента?

— Раймунд!!! О-о-о-о!..

— Не надо меня благодарить. Готовься к свадьбе. Мы сыграем её через неделю. Дама твоего сердца упадёт наконец в твои объятья, и я не сомневаюсь, что ты оправдаешь её девические ожидания, сколь бы завышенными они не были. Замок Ботрон достанется лучшему рыцарю королевства, каковым я тебя всегда считал. А больше всех, конечно выиграет твой друг Раймунд. Ведь чем сильнее мои друзья, тем сильнее я сам.

— Раймунд, я никогда не был таким счастливым. Не буду тебя благодарить, раз ты этого не хочешь, но ты понял: мой меч навсегда стал твоим.

* * *

Что было потом… Даже сейчас, когда Жерар да Ридфор в одиночестве брёл по раскалённому песку пустыни, и когда предсмертные муки казались столь близки, он и то не хотел бы поменяться местами с собой тогдашним. Тогда Жерар узнал, что такое ад. За какую-то минуту он разом потерял и возлюбленную и друга, жалея лишь о том, что оба они не умерли. Если бы умерли — горе Жерара было бы без позора. А позор был нестерпим.

Могущественный регент Иерусалимского королевства граф Раймунд Триполийский самым заурядным, самым пошлым образом соблазнился на гору золота. Когда Жерар уже готовился к свадьбе, к Люси посватался какой-то жалкий пизанец Пливен, богатый, впрочем, как десять Крезов. Пливен предложил Раймунду за Люси столько золота, сколько она весит. Девица на счастье пизанца было сложения почти воздушного и тот осуществил своё предложение самым буквальным образом. Люси поставили на одну чашу весов, а на другую чашу Пливен добавлял золота до тех пор, пока весы не уравновесились.

О, эти ничтожества итальяшки! Не даром их никто не считает дворянами, сколь бы знатными они не пытались себя представить. Они всё меряют на деньги. А честь рыцаря де Ридфора? Сколько весит она? Сколько золота можно за неё дать? Оказалось, что она ничего не весит и ничего не стоит не только для итальяшек, но даже и в глазах сиятельного графа Раймунда. Понимает ли Раймунд, что за гору золота приобрёл себе смертельного врага?

Эту убийственную новость принесли Жерару посторонние. Сказать, что в его глазах обрушился мир, значит ничего не сказать. Тягостного объяснения с сеньором Триполи удалось избежать, потому что вечером того же дня Жерар слёг в горячке. Никто не думал, что он выживет, а сам он вообще ничего не думал. Болезнь терзала тело, а душа была совершенно пустой. Первый шок принёс вспышку чудовищной душевной боли, но уже через несколько часов, падая в горячке, он чувствовал, что душа больше не болит. Потом ему рассказывали, что в горячечном бреду он выкрикивал только военные команды, ни разу не упомянув ни одного имени. Ни Раймунда, ни Люси. Их больше не было. Ничего больше не было. Он, Жерар де Ридфор, тоже исчез, хотя этого никто не заметил.

Когда он оправился от болезни, первой связной мыслью было то, что надо уйти в монастырь, стать монахом. Однако, уже вторая мысль показала, что он ещё не полностью утратил способность отдавать себе отчёт в своих желаниях: «Что я буду делать в монастыре? Мне не прожить без меча, без боя, без врагов». В этот момент рядом промелькнул белый плащ храмовника. Оказывается, он находился в госпитале тамплиеров. Третья мысль таким образом выскочила сама собой: «Значит пойду к тамплиерам. Они лихие парни. Живут без баб. Буду, как они, рыцарем-монахом». Все три мысли заняли не больше минуты. Жерар не находил, о чём тут ещё можно думать. Он встал с койки с глазами абсолютно пустыми и походкой на удивление твёрдой пошёл к магистру тамплиеров.

Храмовники приняли знаменитого иерусалимского маршала весьма охотно. Ему всегда были свойственны полное безразличие к бытовым неудобствам, к скудной пище и невероятная выносливость, позволяющая даже на испепеляющей жаре подолгу сражаться не только без еды, но и без воды. После болезни, когда душа омертвела, его неприхотливость стала воистину запредельной. Даже привычных к лишениям тамплиеров она поражала и приводила в восхищение, а будучи помноженной на безумную храбрость, позволила ему сделать в Ордене очень быструю карьеру. Вскоре он уже был сенешалем — вторым человеком в Ордене, а через пару лет его избрали великим магистром.

До Жерара дошли слухи, что обсуждение его кандидатуры во время заседания Верховного Капитула шло очень болезненно. Некоторые заматеревшие в боях и молитвах тамплиеры были решительно против избрания де Ридфора. Говорили, дескать, он совершенно не понимает смысла монашества, и душа его лишена молитвенного настроя. Жерар, когда ему передали эти отзывы, вообще не понял, о чём они говорили. Ведь он всегда самым добросовестным образом посещал все положенные по уставу богослужения, и с педантичностью, достойной тевтона, вычитывал необходимое количество молитв. В чём его упрекали? Впрочем, любое недоуменнее держалось в его голове не более, чем полминуты, а магистром его всё равно избрали. Силы Саладина росли, как на дрожжах, и во главе Ордена тамплиеры возжелали видеть не столько молитвенника, сколько воина. Себе на беду.