Рыцарь в звездолете - [3]

Первое время его смущала проблема, как справить нужду. Раньше такой проблемы просто не возникало: в походных условиях это можно было сделать под деревом или на травке, в замке надо было выйти во двор, а если было очень холодно, то под кроватью стоял ночной горшок. Здесь ничего этого не было, а испражняться прямо на пол, как животное, рыцарь стыдился. Он долго сдерживался и лихорадочно искал какой-нибудь сортир, но его в этом дьявольском замке не было. Наконец ему не хватило сил терпеть, и он стыдливо наложил кучку в углу. Дальше он с изумлением наблюдал за чудодейственными изменениями кучки дерьма. Вначале кучка начала шипеть и пузыриться, при этом испарился ее запах. Затем прямо на глазах кучка стала таять и полностью исчезла, оставив после себя слабый след. Через несколько минут и след также исчез. Лужица мочи испарилась, только в отличие от дерьма она вначале закипела, а потом стала исчезать. После этого, рыцарь стал справлять нужду в любом месте, как только возникало желание. Также он заметил, что его плевок на полу или на стене исчезал также как и моча. Более того, когда он однажды описался во сне, моча испарилась и в штанах, а ткань штанов невероятно быстро высохла. Скоро он заметил, что любой мусор, который он бросал на пол, подхватывал легкий ветерок, уносил его к потолку и там он исчезал. Теперь ему стала понятна кристальная чистота зал замок, в котором не видно было ни одного служителя – вероятно, замок справлялся с уборкой без слуг, при помощи своих бесовских ухищрений. В часы досуга рыцарь развлекался, бросая на пол какую-нибудь тряпку или кусочек кожи. Он смотрел, как быстро замок уносил мусор и как ловко прятал в своих невидимых помойках. Правда возникли и сложности, когда рыцарь попытался развести костер на полу. Вначале порыв ветра уносил все веточки деревьев, которые он с таким трудом собрал в клетках маленьких драконов. Когда же он заслонил ветки и сумел все-таки их поджечь, заколдованный замок обрушил на этот маленький костерчик и рыцаря целый потоп воды.

И еще была одна зала, изогнутая как лук. Здесь, если коснуться стены, в ней открывалось узкое отверстие, в которое проходила голова в шлеме, но плечи уже застревали. Внутри отверстия был узкий шкафчик, в котором находились переплетения веревок и железных стружек. Все попытки рыцаря порвать веревки, или же вырвать их из шкафчиков потерпели неудачу. Зато когда он перепилил лезвием меча одну из веревок, из нее вырвалась молния, завыла гнусавая труба и отверстие исчезло. С тех пор, в этой зале одни шкафчики открывались, а другие были прочно заперты. Он знал, что эти шкафчики там были, так как сделал царапины острием меча на этом месте. Вообще он делал пометки при входе в каждую залу. Но заколдованный замок и здесь старался его обмануть; вместо помеченных комнат появлялись новые, не известные ему, а комнаты с зарубками раз в месяц меняли свой внешний вид. Вначале ему казалось, что он ошибается, но потом выяснилось, что комната с тремя зарубками, которая была овальная, превращалась в треугольную, большая зала превращалась в крохотную каморку, в тоже время комната очень небольших размеров через месяц превращалась в огромную залу, которую он мог пересечь только за полчаса ходьбы быстрым шагом. Причем некоторые комнаты изменяли свои очертания прямо у него на глазах. Была такая забавная комната, когда он в нее входил, она была прямоугольная, через десять шагов она становилась овальной, еще через несколько шагов – круглой, и, когда он выходил из нее, стены сдвигались в узкий коридор. Вообще в комнатах замка царила тишина. Но в некоторых залах звучала сильно приглушенная музыка. Еще был коридор в форме круглой трубы, проходя по которому он слышал отдаленный, но страшный рев чудовищного дракона и странные звуки, напоминавшие скрежет зубов лошадей, когда они грызут удила. Еще запах. Он слабо висел в залах замка и напоминал запах свежевыделанной кожи, но часто менялся и пахнул то маслом, то землей, то каленым железом. Иногда, в дальних залах, у запаха кожи появлялся неприятный привкус, и тогда у рыцаря начинала кружиться голова, и сильно тошнило. Один раз его даже вырвало. Блевотина конечно тут же испарилась на глазах, но замок вдруг проявил участие: его лица коснулись благовонные потоки воздуха и дурнота мгновенно прошла.

Заколдованный замок также играл с рыцарем в какие-то дьявольские игры. Были дни, когда в комнате, где он спал, появлялись видения, точно повторявшие все его мысли. Например, он вспоминал ручей в лесу у замка и тотчас же у его ног появлялись заросли осоки, из которых вытекала тонкая серебристая струйка. Он вдыхал запах сырости и отчетливо слышал шум воды. Стоило ему подумать о его верной лошади, как тут же слышалось ржание, и прямо из стены выпрыгивала его верная кобылка и начинала носиться кругами по залу, стуча копытами как бы по пыльной дороге храпя и звякая удилами. Ну и конечно, часто перед ним появлялась леди Жиневра, его жена. Она принимала самые соблазнительные позы, она благоухала головокружительными ароматами, ее руки призывно тянулись к нему, и даже начинали снимать латы… Иногда перед ним возникало тело той горячей палестинки, которая выделывала в постели разные штуки, которые возбуждали желание, даже когда он был обессилен и опустошен. Ее восточными благовониями казалось, были пропитана вся его одежда, латы и даже верный меч. Однако все что появлялось в этой зале, было призрачным и ненастоящим: соблазнительные груди проходили сквозь его руки, кобыла на полном скаку неслась прямо на него, он даже дышал резким ее потом, но прямо перед ним она превращалась в сгусток облака, оплывала его как дым и неслась дальше. Хуже всего было с ручьем: он погружался в него по колено, но ни холода, ни влажности не ощущал, а так как бы брел в болотных испарениях. Поэтому он вначале искренне верил этим призракам, пытался с ними говорить, обнимать, оседлать, но руки его проваливались в пустоту, из седла он падал на пол. Со временем он стал с подозрением относиться к этим видениям, а потом они вообще стали его раздражать. Вероятно, замок это понял (он вообще хорошо чувствовал настроение рыцаря) и фантомы исчезли. Зато появились голоса и его товарищей, давно погибших в Африке, и его покойных родителей, и детей, и даже бабушки, древней старухи, которую он почти не помнил.