Рыцарь - [20]

Это было настолько больше того, на что он смел когда-либо надеяться, что Бэрен, наверное, был бы доволен только целуя её на протяжении всей этой ночи, лишь касаясь её губ, мечты о которых поселились в нём ещё с ранней юности. Но она начала двигаться ему навстречу, изгибаясь всем телом и прижимаясь к нему, разжигая пожар в его чреслах, который он безрезультатно пытался потушить.

И тогда вновь прикоснувшись к ней, он пробежался руками вдоль золотых волос, по бокам, и добрался до бёдер, которые прижимались к нему. Он резко втянул воздух, притягивая её к себе ещё сильнее, чувствуя, как её мягкий живот прижимается к его затвердевшему естеству. Он из последних сил боролся с желание снять с неё платье и потеряться в ней, он пытался найти хоть какую-нибудь мысль, которая помогла бы ему вернуть потерянное самообладание.

Именно его любовь к ней заставила его сбавить темп. Тяжело дыша, Бэрен поднял голову и вгляделся в её лицо. Там он увидел удивление и желание, сладкое отражение его собственных эмоций, когда-либо воображаемых или реальных, и его сердце забилось с удвоенной силой, наполняя все тело волнением. Набрав воздуха в грудь, Бэрен взял её руку и поцеловал по очереди каждый пальчик, медленно и глубоко дыша, пытаясь потушить пожар в крови.

— Миледи, Вы принимаете меня? — спросил он. — Как своего настоящего мужа?

Он смотрел на неё, с волнением ожидая ответа, а его губы скользили по её запястью.

— Да, сэр Рыцарь, я беру Вас, — сказала она и улыбнулась, хотя в глазах стояли слёзы и голос её дрожал.

После этих слов Бэрен начал медленно снимать с неё платье, и каждый обнажавшийся кусочек её плоти вызывал у него восторг, был драгоценной находкой, которой он поклонялся своими глазами, своими пальцами, своими губами; и вот наконец она полностью обнаженная предстала перед ним, такая хрупкая, с белоснежной кожей, но у него было лишь мгновение, чтобы полностью насладиться этим зрелищем, поскольку Женевьева с поспешностью начала дёргать его тунику, и пока он стягивал тунику через голову и отбрасывал в сторону, она уже начала покрывать поцелуями его обнажившуюся грудь. Бэрен застонал, поймал её, прижав к себе, и они оба упали на простыни.

Ощущение от соприкосновения их кожи вызывало у него наслаждение, которое он почти не мог переносить; дрожь сотрясала его тело и два желание разрывали его на части: потребность поскорее достигнуть пика и завершить эту агонию, и остаться навсегда в таком положении — тело к телу, сердце к сердцу. Но Женевьева казалось обвивалась вокруг него, точно сирена, зову которой он не мог противостоять. Он перевернулся и навис над ней, готовый заявить свои права на приз, на завоевание которого он потратил всю свою жизнь.

Когда в конце концов он вошел в неё, Бэрен почувствовал, что наконец он попал домой, и это не имело никакого отношения к землям, дарованными ему королем, или даже к незащищённому от ветров Брандэту. Здесь, с этой женщиной, он нашел и покой и вызов, и красоту и разум, и прошлое и будущее.

Бэрен хотел бы заговорить, облечь в слова хоть часть из того, что он чувствовал, но когда Женевьева зашевелилась под ним, все слова вылетели у него из головы и его единственной мыслью осталось доставить им обоим удовольствие, постаравшись при этом как можно безболезненнее лишить её девственности. Когда он попытался пройти чуть дальше, она вскрикнула и он приложил все усилия, чтобы успокоить её и превратить крик боли в стоны наслаждения. Когда стоны Женевьевы заполнили комнату, и тело её начала сотрясать дрожь приближающегося удовольствия, Бэрен присоединился к ней.

Он не торопился возвращаться в реальный мир, столь велико было его наслаждение, но постепенно он пришёл в себя, отодвинулся и лёг рядом с Женевьевой, боясь её раздавить. Теперь пришло время снять с себя груз и рассказать ей всё, что было у него на сердце, но когда его руки обняли её и прижали к крепкому мужскому телу, Бэрен услышал ровное и глубокое дыхание, которое сказало ему о том, что она уже спит.

Пусть спит, подумал он, нежно накрывая её покрывалом. Бэрен тоже был утомлен, но не желал засыпать, боясь проснуться потом и обнаружить, что всё это было сном, и его брак и их прекрасное занятие любовью. Так он и лежал прижимая её к себе, но даже сейчас купаясь в волнах счастья, он почувствовал толчки былых сомнений, отравлявших его существование, и его сердце лихорадочно забилось в груди, пока его тело вновь не пробудилось к жизни.

Бэрен понял, что одного раза ему не достаточно, он снова нуждался в Женевьеве, ему было необходимо отогнать все сомнения, увериться, что она принадлежит ему и только ему, отныне и навсегда. Его руки заскользили по её телу, исследуя каждую его часть, пока она не просунулась, охваченная тем же желанием, которое сжигало и его. И Бэрен был поражен каждым её вздохом удивления и восхищения, а её нежные вскрики, и конвульсивные движения лишь ещё больше подстёгивали его удовольствие.

И он продолжал, все более и более погружаясь в нее, неспособный прекратить после долгого ожидания хотя бы просто прикасаться к ней, просто секундой больше провести у неё в руках. Продолжал снова и снова любить её, не в силах противостоять страсти, и заснул он лишь незадолго до рассвета, заснул и даже не видел снов.