Рыцарь моего сердца - [22]

Со времени их вспышки страсти на кухне прошло два дня, и больше они почти не виделись и не разговаривали. Он уезжал рано, а вечером сразу поднимался к себе. Оливия ни о чем его не спрашивала, не желая навязываться, а он, похоже, не испытывал желания разговаривать с ней.

Она знала, что суд предписал ему выполнять любую общественно полезную работу на усмотрение местных служб, но уборка мусора — это уж слишком.

Она затормозила, съехала на обочину и, остановившись в нескольких ярдах от него, заглушила мотор. Он искоса взглянул на нее, когда она вышла из машины и захлопнула дверцу.

— Дерек, что это значит? Что ты здесь делаешь?

— А разве ты сама не видишь? Работаю, — проворчал он недовольным тоном, свидетельствующим о том, что он отнюдь не рад встрече.

Она оглядела большую палку с острым наконечником, которую он держал в одной руке, и объемистый пластиковый мешок для мусора — в другой.

— И кому же это пришло в голову отправить тебя выполнять эту работу?! — возмутилась Оливия. Ее мнение о жителях Грейт-Стока, среди которых она росла и жила, упало еще на несколько пунктов с момента возвращения сюда Дерека Логана.

— Эту работу дала мне глава городской коммунальной службы миссис Тереза Хьюстон. Не думаешь же ты, что я вызвался добровольцем? — Дерек невесело усмехнулся. — А теперь, с твоего позволения, я продолжу. До конца рабочего дня мне нужно очистить еще полторы мили. Полагаю, к тому времени, как закончится моя трудовая повинность, в Грейт-Стоке больше не останется мусора.

Оливия порадовалась, что на нем очки. В этот момент ей не хотелось встречаться с ним глазами.

— Но, Дерек, почему именно уборка мусора? Неужели для тебя не нашлось какой-нибудь другой работы. Я знаю Терезу Хьюстон. Она неплохой человек. Не могу себе представить, почему она заставила тебя собирать мусор.

— Просто я не вызвал у нее симпатии, вот и все. Похоже, мое хваленое обаяние ни на кого в этом городе не действует.

Кроме меня, подумала Оливия. Ну и Синди, конечно.

— Впрочем, к чести миссис Хьюстон, надо сказать, что вначале она предложила мне другую работу, но уж лучше я буду собирать мусор на шоссе. Здесь по крайней мере я один и никто не шепчется у меня за спиной.

— И что же это за работа такая, которой ты предпочел уборку мусора? — удивилась Оливия.

— Она предложила мне работать в Центральной больнице Грейт-Стока.

— И что ты должен был там делать?

— Развлекать и морально поддерживать больных, в том числе и умирающих от рака. Я должен был улыбаться и говорить неизлечимо больным детишкам, что все отлично, даже если кто-то из них знает, что не доживет до следующего Рождества.

Да, теперь Оливия поняла, почему он предпочел собирать мусор. Его маленькая сестренка умерла от рака в этой самой больнице. Для него это было слишком тяжело, он не мог себя пересилить.

— И что ты ответил миссис Хьюстон?

— А ты как думаешь? — огрызнулся Дерек. — Разумеется, я отказался.

— Но, Дерек, подумай, больным ведь действительно нужна поддержка. Очень многие знаменитости посещают детские клиники, выступают, беседуют с детьми, дарят подарки. Если бы ты…

— Нет, — резко прервал ее Дерек. — Я согласен, что тяжелобольным, особенно детям, нужна поддержка, но пусть это делает кто-то другой. Я не могу. Кстати, половину своего первого крупного гонорара за концерт я перечислил в фонд исследования онкозаболеваний и с тех пор делаю это регулярно. Но смотреть в глаза этим несчастным детям — нет уж, увольте. Это выше моих сил. Мне до конца жизни не забыть ту печать смерти, которую я видел на лице малышки Верити.

— А ты объяснил миссис Хьюстон, почему ты отказываешься? Рассказал о своей сестре?

Оливия понимала, что если бы Тереза Хьюстон знала, что сестра Дерека умерла в этой больнице, она бы не предложила ему там работать.

— Нет, я ничего ей не сказал и не собираюсь этого делать. — Он бросил на нее предостерегающий взгляд. — И ты не говори.

— Но, Дерек…

— Нет! — бросил он так резко, что Оливия даже вздрогнула.

— Почему? — не унималась она.

— Потому что это мое личное дело, черт побери! Моя жизнь! — Он со злостью воткнул палку в землю.

— Я сыт по горло тем, что моя личная жизнь выставляется напоказ, как в магазинной витрине. Я понимаю, что это обратная сторона популярности и она неизбежна, но мне это не нравится. Для этих проклятых грязных писак нет ничего святого. Им доставляет удовольствие копаться в твоем грязном белье, выворачивать наизнанку твои внутренности и наблюдать, как ты корчишься и истекаешь кровью. Я прошел через это. — Он перевел дух, затем продолжил: — Просто ума не приложу, как это этим поганым людишкам еще до сих пор не удалось докопаться до Верити. Благодарение Богу, что у меня осталось хоть что-то личное, что мне не надо делить с чужими людьми.

Оливия ничего не ответила. Она понимала, что спорить с ним бесполезно, как и понимала его нежелание еще раз пережить болезнь и смерть сестры по милости беспринципных писак.

— Сегодня довольно жарко, — сказала она. — Ты не перегреешься?

Он искоса взглянул на нее, но, что было в его взгляде, невозможно было понять из-за скрывающих глаза очков.

— Со мной все будет в порядке, не беспокойся, — проворчал он.