Рыцарь Дикого поля. Князь Д. И. Вишневецкий - [39]

Вполне возможно, что ярко выраженные антитурецкие взгляды А.И. Лызлова, высказанные им в своей работе, явились следствием его личного участия в качестве начального человека одного из стрелецких приказов (полков) в Азовском походе московского царя Петра Алексеевича 1696–1697 гг. и стали своеобразным отражением общественных настроений конца XVII века применительно к реалиям середины XVI столетия. Как бы то ни было на самом деле, участие днепровских казаков в походе московских служилых людей к низовьям Днепра 1556 года объективно вывело князя Дмитрия Ивановича Вишневецкого (желал он того или нет) в число наиболее активных участников военно-политического противостояния в Северном Причерноморье того времени.

По нашему мнению, точка зрения А.И. Лызлова о преимущественно антитурецкой направленности похода 1556 года и господствующем положении в нем днепровских казаков (в сравнении с позицией Ш. Лемерсье-Келькеже) представляется более объективной в силу ряда причин. Во-первых, он опирался на свидетельства, максимально близкие и даже тождественные по времени своего происхождения описываемым в них событиям. Во-вторых, казаки атамана Млынского были более многочисленны по сравнению с русскими служилыми людьми дьяка Ржевского, несомненно, лучше них были знакомым с театром военных действий в низовьях Днепра и хозяйственным потенциалом той местности, поскольку некоторые из них воевали и грабили там еще под началом Б.И. Претвича и Д.И. Вишневецкого в 1548–1549 гг., а большая часть побывала там вместе с князем в 1553 году. В третьих, не следует сбрасывать со счетов психологической причины организации этого похода: участие в нем казаков Д.И. Вишневецкого должно было стать для Сигизмунда II Августа доказательством лояльности князя (действительно, после столь успешной военной демонстрации под Очаковом о переходе его на турецкую службу речи уже быть не могло даже гипотетически).

Говоря о записках А.И. Лызлова о летнем походе 1556 года объединенных сил московских служилых людей и днепровских казаков на окраины Крымского ханства и под Очаков, в контексте нашего исследования нельзя не обратить внимания на утверждение первого российского историографа о том, что отряд М.И. Ржевского был послан к князю, «иже живяще на низу Днепра реки между запорожскими казаками на острове Хортицком». При этом следует особо отметить, что, говоря об этом, А.И. Лызлов ссылается на записки современника тех событий А. Гваньини, который был осведомлен в хитросплетениях внутренней жизни Великого княжества Литовского. Как мы видим, ни Гваньини, ни вслед за ним Лызлов не называют князя Вишневецкого ни литовским старостой, ни казачьим атаманом, что позволяет нам сделать вполне определенный вывод о том, что на польско-литовской службе князь Дмитрий состоял полуформально, не занимая никакой официальной должности. Все это лишний раз подтверждает наш тезис о том, что после отступничества князя в 1553 году и его полугодичного пребывания в турецких владениях в Северном Причерноморье, он был лишен всех административных должностей в Речи Посполитой и даже изгнан на порубежье к казакам. А все это было закамуфлировано присвоением ему то ли полулегендарного звания, то ли полувиртуальной должности (без определенного круга прав и обязанностей) «стражника на Днепре».

Несмотря на незначительность результатов экспедиции (впрочем, она полностью выполнила поставленные перед ней разведывательные задачи), она стала фактом чрезвычайной значимости, подлинно переломным моментом в отношениях между Московским государством, Крымским ханством и Блистательной Портой. «Неслыханное дело, — писал С.М. Соловьев, — московские люди появились на Днепре, ходили вниз, искали татар и турок в их собственных владениях»[179]. Действительно, Московское государство со всей определенностью заявило о наличии у него геополитических интересов в Диком поле и своем стремлении их реализовать даже путем военной конфронтации с соседями, не считаясь с их мнением. Солидаризируясь с позицией С.М. Соловьева, добавим также, что в лице князя Д.И. Вишневецкого и его казаков русские служилые люди приобрели не только братьев по оружию, прекрасно знающих театр военных действий в среднем и нижнем течении Днепра, но и базу снабжения предстоящих боевых операций в этом районе степей в виде укреплений на острове Хортица. Таким образом, с 1556 года личность князя Д.И. Вишневецкого становилась ключевой для реализации военно-политических устремлений Московского государства в Среднем и Нижнем Поднепровье, что предопределило дальнейшее сближение интересов князя и правительства царя Ивана IV Васильевича, завершившееся его переходом на русскую службу.

О своих подвигах против татар и турок на Днепре летом 1556 года князь Вишневецкий не замедлил известить короля Сигизмунда II Августа через служебника Миску (т. е. атамана Михаила Млынского), прося у него монаршей протекции и поддержки. Однако ответа от своего сюзерена он дождался только без малого через год, да и не того содержания, на которое рассчитывал. Все это время его посланник находился, фактически, под домашним арестом, а сам князь пребывал в полном неведении относительно реакции пока еще своего монарха. А тот все это время вел активные переговоры с крымским ханом Девлет-Гиреем I, пытаясь дипломатическими средствами умилостивить того и сохранить шаткое состояние мира с южным соседом в условиях военной активности русских в Прибалтике с началом Ливонской войны 1556–1583 гг.