Рыцарь - [41]

И, будто, как показалось Дуглесс, придя в страшную ярость, он принялся кулаками обеих рук отчаянно колотить по панели.

Не зная, что предпринять, Дуглесс кинулась к нему и, обхватив его руками, стала гладить по волосам.

– Ш-ш-ш, – шептала она ему, словно младенцу. Он прильнул к ней и обнял с такой силой, что у нее перехватило дыхание:

– Я хотел, чтобы меня вспоминали благодаря моей учености! – сказал он ей куда-то в шею, и в голосе его слышались слезы. – Я монахов посылал на поиск и переписку сотен томов книг! Я начал строить Торнвик! И еще я!.. Все теперь кончено!

– Тихо, да тише же!! – успокаивала его Дуглесс, обнимая за широкие плечи.

Он отстранился от нее и повернулся спиной, но Дуглесс заметила, что он украдкой вытирает слезы.

– А они… они помнят лишь эти мгновения с Арабеллой на столе! – обиженно воскликнул он.

Он снова повернулся к ней, и лицо его было искажено гневом.

– Но если б я остался жить!.. – продолжал он. – О, если б только я остался в живых, я бы все-все изменил! Я должен, обязан выяснить, что именно стало известно матери, какие сведения могли бы, по ее мнению, смыть пятна с моего имени и спасти меня от казни! И я должен вернуться назад!

Дуглесс заглянула ему в лицо и поняла, что сейчас он говорит правду. Она и сама испытывала подобные же чувства в отношении своего семейства, и ей вовсе не хотелось, чтобы о ней вспоминали лишь в связи с ее идиотскими выходками, но не помнили о ее добрых делах – например, о том, как прошлым летом она добровольно вызвалась работать с детьми, не умевшими читать. Она тогда по три дня в неделю торчала в центре с этими детьми, которые в большинстве своем знали так мало человеческой доброты!

– Мы все выясним! – мягко сказала она. – Если эти сведения сохранились до сегодняшнего дня, мы их отыщем, а заполучив информацию, сумеем отправить вас обратно, я в этом не сомневаюсь!

– А вы знаете, как это сделать? – спросил он.

– Нет, не знаю, но не исключено, что все получится само собой, как только выяснится, зачем именно вас сюда отправили!

Он все хмурил брови, но затем угрюмое выражение его лица сменилось улыбкой.

– Так значит, теперь вы не будете больше говорить мне, что я лгу? – спросил он.

– Надеюсь, что нет: никто ведь на свете не сумел бы сыграть это с такой же достоверностью, как вы, – ответила она: ей как-то не очень хотелось обдумывать свои слова. Разумеется, мужчина, живший в шестнадцатом столетии, ну никак не мог бы переместиться на несколько веков во времени – и все же, все же…

– Посмотрите-ка, – воскликнула она, показывая на панель, но которой он только что молотил кулаками: в стене обнаружилась дверца, приоткрывшаяся примерно на дюйм.

Николас потянул за дверцу, открывая ее пошире.

– Мой отец в свое время рассказал об этом тайнике моему брату, а Кит всего за неделю до своей смерти показал его мне. Я же никому о нем не говорил.

Дуглесс увидела, как, просунув руку в образовавшуюся щель, он извлекает из-за дверцы какие-то пожелтевшие, ломкие по виду листки бумаги, свернутые рулоном.

На лице его появилось выражение некоторого испуга.

– Подумать только: всего-то несколько дней минуло, как я спрятал их здесь! – воскликнул он.

Взяв у него из рук рулон, Дуглесс слегка отвернула край. Каждый лист был исписан сплошь – сверху донизу и от левого края до правого, без всяких полей. Почерк она была не в состоянии разобрать.

– А вы сможете это прочитать? – спросила она.

– Полагаю, что смогу, ибо это написал я сам! – отозвался Николас, заглядывая в глубину потайного шкафчика. – А вот и оно – ваше сокровище! – воскликнул он и вручил Дуглесс небольшую белую, но уже пожелтевшую, шкатулочку, сплошь покрытую резьбой, изображавшей фигуры людей и животных.

– Неужто это – слоновая кость? – удивленно спросила она, принимая шкатулку. Вещи такого рода Дуглесс, разумеется, видела в музеях, но никогда еще не держала в руках. – До чего красивая! Это и впрямь чудесное сокровище! – воскликнула она.

– Да нет, – засмеялся Николас, – сокровище-то внутри! Впрочем, не торопитесь! – распорядился он, когда Дуглесс сделала попытку открыть шкатулку. – Дело в том, что я должен перекусить! – С этими словами он забрал у нее шкатулку и сунул ее в купленную им для Дуглесс дорожную сумку.

– Как?! – вскричала Дуглесс. – Вы хотите, чтобы я ждала, пока вы наконец насытитесь, и только потом заглянула в шкатулку?! – Она не верила собственным ушам!

Николас расхохотался.

– Как приятно видеть, что женская натура за четыре столетия ничуть не изменилась! – весело сказал он.

– Не заходите слишком уж далеко! – смерила его Дуглесс уничтожающим взглядом. – Надеюсь, вы не забыли, что ваш обратный билет на поезд – у меня!

Выражение его лица тотчас изменилось и стало кротким. Он взглянул на нее из-под ресниц так, что сердце у Дуглесс заколотилось. Николас шагнул к ней, и она невольно отступила в сторону.

– Ну, – спросил он, понижая голос, – вы разве не слышали, что ни одна из женщин не могла устоять передо мной?!

Дуглесс оказалась припертой к стенке, и сердце ее отчаянно, до звона в ушах, забилось, когда он пристально сверху вниз воззрился на нее. Он взял ее за подбородок и немного приподнял ей голову. Неужто он вознамерился поцеловать меня? – подумала Дуглесс, испытывая и гнев, и желание одновременно. Она непроизвольно прикрыла глаза.