Рыцарь бедный - [20]

Как секретарь организационного комитета, Чигорин вел энергичную переписку с Москвой и другими крупными городами, убеждал, уговаривал, доказывал, просил.

Наконец в конце 1878 года на рождественских праздниках, когда чиновники имели несколько дней отпуска, турнир состоялся.

Однако первый блин вышел комом! Организаторы турнира не имели нужного опыта и решили средства для найма помещения и для призового фонда собрать по подписке среди богатых любителей, а также от входной платы и от взносов участников за право играть в турнире. На участников падали и расходы по проезду и по проживанию в Петербурге. Поскольку подписка почти не дала средств, то размер призов пришлось резко сократить, и для многих участников (особенно провинциальных) участие в столичном турнире оказалось чересчур дорогим удовольствием.

Представителей провинции поэтому не удалось привлечь: не приехали давшие было согласие Винавер из Варшавы и самарский адвокат Хардин, вошедший в историю не только как сильный шахматист, игравший главным образом в турнирах по переписке, но и тем, что он был одно время постоянным партнером Владимира Ильича Ленина.

Когда Ленин учился в Казанском университете, он играл с Хардиным партию по переписке. Как вспоминает Д. И. Ульянов: «После одного своего хода Владимир Ильич, ожидая ответного письма, несколько раз расставлял шахматы и говорил: „Интересно, что же он теперь сделает, как выпутается из этого положения, я, по крайней мере, не нахожу удовлетворительного ответа“… Пришел наконец ответ, которого долго ждали. Немедленно были расставлены шахматы. Мне, уже заинтересованному их игрой, ход Хардина казался нелепым. Владимир Ильич вначале тоже недоумевал, но потом очень скоро продумал положение и сказал: „Н-да, это игрок, чертовская сила!“»

Оценка была правильной: Хардин, во всяком случае, входил в десятку сильнейших русских шахматистов того времени. Переехав в Самару, Ленин стал работать у Хардина в качестве помощника присяжного поверенного (как тогда именовались адвокаты), по вечерам часто встречался с ним за шахматной доской и принимал участие в турнирах-гандикапах. Сначала Ленин получал от Хардина фору коня, а затем только пешку и ход.

Вернемся к рождественскому турниру 1878/79 года. В нем встретились только сильнейшие шахматисты двух столиц. От Москвы играл Шмидт – известный теоретик, который ранее жил в Германии и в 1866 году редактировал журнал «Дейче шахцайтунг», чем, конечно, был особенно интересен для Чигорина. Фактическим чемпионом Москвы был другой участник турнира – Соловцов. Профессиональный музыкант, он с детства страстно увлекался шахматами. У его кровати стоял ряд столиков с расставленными на них позициями, которые он анализировал по ночам после напряженного трудового дня. По силе игры Соловцов уступал только Чигорину и Шифферсу. К сожалению, этот замечательный самородок из-за занятости не выступал в международных турнирах, но до начала двадцатого века был сильнейшим шахматистом Москвы, а потом отошел от шахмат.

От Петербурга выступали лучшие шахматисты: Чигорин, Шифферс, Петровский, Ашарин, Аланин. В последнюю минуту в список участников были включены (взамен не прибывших Винавера и Хардина) Лизель и Нерлинг.

Большой интерес, кроме Чигорина и Шифферса, вызывало участие еще одного молодого шахматиста – двадцатитрехлетнего Семена Зиновьевича Алапина. Сын богатого предпринимателя, Алапин еще в гимназии фанатически увлекся шахматами. Когда он был еще юношей, Шумов поручил ему заведование шахматной библиотекой при Немецком собрании, что дало Алапину возможность досконально изучить теорию, в особенности теорию дебютов. Позже он проявил себя незаурядным аналитиком и дебютным теоретиком, создавшим своеобразные системы, которые, однако, не удержались в практике.

Об этом человеке, которому суждено было омрачить всю последующую жизнь Чигорина, стоит рассказать поподробнее. Будучи на шесть лет моложе Михаила Ивановича, Алапин во всех отношениях был антиподом великого русского шахматиста. Честолюбивый, эгоистичный, энергичный, разбогатевший вместе со своим отцом на лесных подрядах, Алапин мог годами заниматься шахматами без всякой заботы о завтрашнем дне. Он часто бывал за границей по торговым делам, долгие годы жил во Франции, а потом в Германии, куда впоследствии и переселился окончательно. В Петербурге с середины девяностых годов бывал лишь наездами.

Шахматист сугубо рационалистического стиля, убежденный сторонник начинавшей входить в моду зарубежной позиционной школы, Алапин позже не раз выступал в международных турнирах, но без больших успехов – иногда занимая невысокие призовые места, иногда оказываясь в конце турнирной таблицы. Первого приза не взял ни разу. В матчах против сильных маэстро играл неудачно, у второстепенных, случалось, и выигрывал.

Алапинские чувства к Чигорину можно определить как сплав зависти и ненависти посредственности по отношению к гениальному творцу, сторонника установившихся теоретических шаблонов – по отношению к новатору. Неоднократные попытки Алапина помериться силами с Чигориным за доской, как мы увидим, заканчивались полным фиаско. Оставался лишь путь непрестанной мелочной полемики и всяческих закулисных интриг.