Рыбьи дорожки - [9]

Несколько лет подряд мы с приятелем жили на Соре. Потерял я своего верного Тельку, и теперь вместо него мы загоняли в воду грязнуху Рогдая, костромского «гончего» — собаку лесника с большими черными пятнами вокруг печальных глаз. Издали казалось, что Рогдай носит защитные очки.

Разыскивая хариусов, мы оказались в настоящих лесных дебрях, куда еще никогда не ступала человеческая нога. Чаще всего мы просовывали удилища в какую-нибудь щель среди сучьев и веток. Если это был омуток, мы подползали к нему и ловили, не вставая с колен. Мы забирались на причудливо нависавшие над водой стволы деревьев и оттуда спускали лески. Словом, мы проделывали чудеса эквилибристики, но зато нам удавалось как следует наблюдать повадки этой рыбы.

Надо было осторожно положить слепня на воду, а самому, затаив дыхание, спрятаться, притаиться, слиться с каким-нибудь древесным стволом, стать, должно быть, таким же неразличимым, как хариус в светлой воде. И ждать. Впрочем, если маскировка оказывалась удачной и хариус находился поблизости, ждать почти не приходилось.

Рыба появлялась внезапно. Появлялась непонятно откуда — ведь только сейчас в омутке ровно никого не было! Поднявшись прямо на слепня, она описывала под ним круг, видимо нацеливаясь, затем высовывала из воды пасть и очень нежно, одними губами схватывала насекомое. В этот же момент и раздавалось тихое бульканье, звучащее для уха рыболова приятнейшей из мелодий.

После бульканья натягивалась леса и начиналась борьба с сильной рыбой, осложнявшаяся ограниченностью места.

Ведь кругом сучья, ветки, кусты! Очень обидно, что много хорошей рыбы при этом срывалось.

Вечером мы жарили хариусов, а потом, поужинав, настилали на берегу елового лапника, накрывали его плащом, крепили веревки, натягивали марлевый полог, подтыкали по бокам марлю и лезли в наше убежище. Это было вовремя — начиналось «генеральное наступление» комаров…

Ну как же забыть такое!.. Вот мы лежим теплой, безветренной ночью под прозрачным пологом на берегу, в самой что ни на есть шахре. Совсем рядом с нами, точно под изголовьем, журчит вода. Где-то хариус плеснулся. Птица крикнула ночная. Над нами теперь вполне безопасные комары; еще выше — звезды.

Рядом с пологом бродит Рогдай. Он добросовестно подчистил остатки ужина и, видимо, решает остаться, чтобы выразить признательность. Пес долго устраивается, крутится, ложится и тут же начинает неистово выстукивать ногой. Потом, повизгивая, срывается с места и убегает… Значит, дожрали-таки комарики!

— Ах, ну и сорвался же один у меня! — мечтательно мычит приятель.

И внезапно смолкает. А через минуту слышится глубокое дыхание крепко заснувшего человека. Мы спим, и, наверное, спят хариусы.

Вьюн

Если весенний паводок на Днепре оказывается «велыким», то недели на полторы село Прохоровка преображается в своеобразную Венецию. В хаты, разумеется, вода не попадает; хаты для такого случая построены на высоких насыпных бугорках. Но до соседа пешком не дойдешь, и народ плавает в лодках. Плавают по разным надобностям: в колхоз на работу, на базар, в амбулаторию, в гости. И даже хлопчиков и девчат в школу и обратно доставляют на развалистом плоскодонном баркасе.

А когда вешние воды уйдут в речное русло, на низких местах оставит Днепр свои памятки: залитые водой канавы, лужи, полные до краев «ставки». Некоторые из них глубокие — «с ручками», другие помельче. В тех и других — рыба. Рыба, можно сказать, обреченная: месяца через два большинство таких микроводоемов высохнет до основания. Но в первую половину лета это настоящие густонаселенные аквариумы.

В лужах рыбу на удочку ловить как-то не принято. Тем более, они так поспешно и плотно зарастают от берегов травой, покрываются ряской, что вроде и некуда подкинуть червяка. В лужах «бродят» кому не лень со всякими бредешками, наметками, а чаще с «саками». Такой сак, на деревянном, треугольном каркасе, погружают в воду и «вытаптывают» в него различную живность. Различную по той причине, что вместе с рыбой случается загнать в сак и черепаху с морщинистой складчатой шеей, и желтощекого молодого ужа.

…Хозяин наш, дид Сашко́, невысокий, коренастый, заросший черным волосом колхозный конюх, — великий специалист по ловле саком. Саков у него «багацько» — целый набор, одни побольше, — с этими он залезает по самую бородку в любую яму и, отфыркиваясь, всплывает обратно боком, точно краб, уцепившись за свою снасть. Есть саки поменьше, есть совсем маленькие. И у каждого свое назначение. Дид Сашко умеет воткнуть сак в любые «ко́рчи» и достичь пальцами ног глубочайшей норы, чтобы выгнать оттуда затаившуюся рыбу.

Сначала он ловит самым большим саком «билэньку». Дня три мы едим начиненных гречкой язей, жаренных на подсолнечном масле густерок, красноперок, плотву.

Затем наступает очередь окуней. Окуней наш хозяин добывает комбинированным способом, выковыривая ногой из-под коряг в сак, а то просто в тех же корягах руками. Теперь вокруг нашей хаты плывет аромат перца и лаврового листа: в саду на таганке варят уху.

Потом дид Сашко ударяет по карасю. Караси прячутся в самой тине, в гущине травы. Караси попадаются все больше «порционные», в ладошку, и до того круглые, словно их. вырезали по трафарету из толстого медного листа. Боже упаси жарить карася на постном масле — пропадет весь вкус! Тут необходима только сметана.