Рыбалка в Америке - [28]
Песочница выглядела явно привлекательнее, чем Коротышка Рыбалка в Америке. И колбаса девочку больше не интересовала.
Малышка решила воспользоваться преимуществом, которое давал ей зеленый свет, и побежала через лужайку к песочнице.
Коротышка Рыбалка в Америке смотрел ей вслед так, словно между ним и девочкой вдруг разлилась река, становившаяся теперь все шире и шире.
МИР РЫБАЛКЕ В АМЕРИКЕ
В прошлом году перед самой пасхой в Сан–Франциско устроили демонстрацию борцов за мир рыбалке в Америке. Напечатали тысячи красных плакатов и сами же расклеили их на своих иностранных машинах и на разных символах международной коммуникации, вроде телеграфных столбов.
На плакатах было написано: МИР РЫБАЛКЕ В АМЕРИКЕ.
Затем компания студентов–коммунистов и старшеклассников–коммунистов покинула Саннивэйл — коммунистический рассадник, расположенный в сорока милях от города — и вслед за коммунистическими вождями и их примарксизнутыми детьми двинулась маршем на Сан–Франциско.
Путь до Сан–Франциско занял четыре дня. Ночевали они в небольших городках на газонах своих товарищей.
С собой они несли программные коммунистические транспаранты рыбалки в Америке:
И еще много призывов рыбалки в Америке к коммунистическому завоеванию мира — вот он гандийский ненасильственный троянский конь.
Когда это юное ядро промытых мозгов коммунистического заговора дошло до «Ручки» — сан–францисского сектора оклахомских политэмигрантов — их там уже дожидались тысячи новых коммунистов. Эти коммунисты не желали ходить слишком далеко. У них едва хватило сил доползти до центра города.
Тысячи коммунистов промаршировали под охраной полиции до Юнион–сквер, расположенной в самом сердце Сан–Франциско. До сих пор это были свидетельские показания — погром городской ратуши в 1960 году, когда полиция позволила сотням коммунистов избежать ответственности, но демонстрация борцов за мир рыбалке в Америке превратила их в обвинительное заключение: полиция охраняет коммунистов.
Тысячи коммунистов маршируют к самому сердцу Сан–Франциско, несколько часов подряд из коммунистических громкоговорителей несутся возбуждающие речи, молодежь уже собралась взрывать Койт–Тауер, и лишь в самый последний момент коммунистические вожди отдают приказ спрятать пластиковые бомбы.
— Знаете, есть вещи, которые не стоит делать, если… э–э-э… вы не хотите, чтобы вам отплатили тем же. Взрывы нам не нужны, — сказали они.
Какие еще нужны тебе доказательства, Америка? На страну надвинулась красная тень гандианского ненасильственного троянского коня, и Сан–Франциско — его стойло.
Примитивизм — вот легендарная конфета, которой серийный убийца подманивает своих жертв. В эту самую минуту агенты коммунизма заносят листовки с лозунгами мира рыбалке в Америке над невинными детьми сан–францисских трамваев.
СНОСКА К ГЛАВЕ
«КРАСНАЯ КАЙМА»
В калифорнийских кустах не существовало службы уборки мусора. За нашими отходами не приезжал по утрам улыбчивый дядечка и не перекидывался с нами парой–тройкой приветливых слов. Жечь мусор мы тоже не могли, потому что лето стояло сухое, и всё вокруг, включая нас самих, готово было вспыхнуть от первой же искры. Мусор превратился в проблему, но очень скоро мы нашли выход из положения.
Мы стали таскать его к трем заброшенным домам, выстроившимся внизу ровной линейкой. Мы носили туда мешки, полные консервных банок, бумаг, картофельной шелухи, бутылок и куриных ног.
У крайнего из заброшенных домов мы останавливались; внутри там стояла кровать, на которой валялись тысячи вырезанных из сан–францисской «Кроникл» купонов, а в туалетном шкафчике до сих пор лежали детские зубные щетки.
За домом стоял нужник; к нему вела тропинка — мимо яблонь и грядки со странными растениями, которые с равным успехом могли оказаться как изысканной специей, способной разнообразить нашу пищу, так и ядовитым пасленом, после которого пищи нам понадобилось бы значительно меньше.
Мы оттаскивали мусор к нужнику, потом открывали дверь — очень медленно, потому что другим способом ее открыть было просто невозможно; на стене там висел рулон туалетной бумаги, такой старый, что казался похожим на родственника — кузена, скорее всего, — Хартии Вольностей.
Мы снимали с очка крышку и бросали мусор во тьму. Так продолжалось неделю за неделей, пока, подняв однажды крышку, мы не увидели под ней вместо тьмы, или в крайнем случае бледного абстрактного мусорного силуэта, яркую, отчетливую плотную кучу мусора, достающую почти до самого верха.
Если вдруг судьба занесет вас к этому нужнику, и вам приспичит облегчиться, не удивляйтесь, когда поднимете крышку.
Мы покинули калифорнийские кусты, когда уже почти назрела необходимость вставать на толчок, делать шаг вперед и вжимать мусор в бездну, как меха аккордеона.
КЛИВЛЕНДСКАЯ БАРАХОЛКА
До недавнего времени мое представление о кливлендской барахолке складывалось только из рассказов друзей, купивших там разные вещи. Одному досталось огромное окно: рама, стекло и прочее — всего за несколько долларов. Очень симпатичное окно.
Уморительная, грустная, сумасшедшая книга о приключениях частного детектива, который однажды ночью оказывается на кладбище Сан-Франциско в окружении четырех негров, до зубов вооруженных бритвами; чья постоянно бранящаяся мамаша обвиняет его в том, что четырех лет от роду он укокошил собственного отца каучуковым мячиком; и в чьем холодильнике в качестве суперприза расположился труп.На норвежский язык «Грезы о Вавилоне» переводил Эрленд Лу.
Впервые на русском языке роман одного из главных героев контркультуры 1960-1970-х годов. Первая книга издательского проекта "Скрытое золото XX века", цель которого - заполнить хотя бы некоторые из важных белых пятен, зияющих на русской карте мировой литературы. Книжный проект "Скрытое золото" начинается с никогда прежде не издававшейся на русском языке книги Ричарда Бротигана "Уиллард и его кегельбанные призы" в переводе Александра Гузмана. Бротиган не похож ни на кого, как и его книги, недаром их называют "романы-бротиганы".
«Ловля Форели в Америке» — роман, принесший Бротигану популярность. Сатира, пастораль и сюрреалистическая образность легко и естественно сочетаются в нем, создавая неповторимую картину Америки.
Сбивчивая хронология одной смертельной ошибки. Как часто мы упрекаем себя, переигрываем в голове ситуацию, "а вот если бы я сделал то, а не это, все бы было иначе". Вся жизнь главного героя сводится к фразе "если бы я купил гамбургер" - она крутится у него в мыслях на протяжении 30 лет, днем и ночью, без перерыва на обед. Странный мальчик, с детства помещенный в условия наблюдения за смертью, после роковой, ненароком допущенной оплошности будет обвинять во всем себя. Дикая тяга к подсматриванию за похоронами из-под отдернутой занавески, болезненная дружба с дочкой похоронщика - девочкой с холодными руками и отчаянные рассуждения о том, что если он будет делать вид, что не боится ее пальцев, то она придет к нему на похороны и он не будет одинок - все это лишь точка отсчета для финального кадра, после которого время остановится. Бротиган пишет ласково, будто гладя по голове всех своих неординарных персонажей, опустившихся на дно.
На пути от Монтаны до Токио экспресс Ричарда Бротигана делает 131 остановку. Пока поезд не тронулся дальше, вы успеете узнать о пингвинах с Мельничного ручья и о том, что снится японским ловцам кальмаров, о тяжелой судьбе 390 рождественских елок и о большом золотом телескопе, об удивительных вагонах-ресторанах Северо-тихоокеанской железной дороги и о колдовстве персиков…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
ДРУГОЕ ДЕТСТВО — роман о гомосексуальном подростке, взрослеющем в условиях непонимания близких, одиночества и невозможности поделиться с кем бы то ни было своими переживаниями. Мы наблюдаем за формированием его характера, начиная с восьмилетнего возраста и заканчивая выпускным классом. Трудности взаимоотношений с матерью и друзьями, первая любовь — обычные подростковые проблемы осложняются его непохожестью на других. Ему придется многим пожертвовать, прежде чем получится вырваться из узкого ленинградского социума к другой жизни, в которой есть надежда на понимание.
В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.
…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.