Рядом с солдатом - [51]

— Дуэль через пролив? Чертовски интересно! Но как снять?

Низко над караваном пронеслись стремительные «спитфайеры». Выглянуло помятое солнце и пронизало туманную дымку золотыми стрелами. Выше тумана, описывая большие круги, летали морские бомбардировщики. Прошел мимо встречный караван судов.

Мы начали снимать. Проплыли парусные рыбачьи боты. Впервые мы увидели такие странные, напоминающие крылья дракона, паруса. Показался пологий берег, покрытый густой зеленой травой, на которой спокойно паслись коровы и ОВЦЫ…

Караван входил в устье Темзы. Справа по борту торчали фабричные трубы, бесчисленные баки топливохранилищ и непроходимый лес поднятых к небу стрел портальных кранов. Левый берег тихий, зеленый. Он напоминал мне Волгу у Сталинграда.

Вот она какая, главная артерия Англии — Темза… Мутная, грязная, не похожая ни на Волгу, ни на Днепр, ни на Дон…

Мы снимали, стараясь отразить все самое характерное, самое, па наш взгляд, «британское». Стада коров и овец на сочных пастбищах, уютные каменные усадьбы с ярко-красными черепичными крышами… Все было чужим, незнакомым, странным, проплывало мимо, и мы снимали, стараясь не пропустить какой-нибудь интересной детали.

…Навстречу проносятся визгливые катера, буксирчики, самоходные узкие длинные баржи, плошкоуты с углем, большие и малые посудины.

«Тбилиси» медленно идет по середине Темзы. Как па большом киноэкране, наплывает на нас огромный серый город. Раскрываются широкой панорамой кварталы, площади, улицы, фабрики, дома. На улицах оживленно, много людей, машин, ярко-красных с пестрой рекламой двухэтажных автобусов.

— Смотри! Это они нас приветствуют! — Я направил камеру на мрачное кирпичное здание, из окоп которого махали руками и что-то кричали женщины в белых халатах. Это, видимо, фабрика, и работницам, конечно, знаком красный флаг, реющий на мачте нашего корабля.

— Почему такой малый ход? — спросил я у старпома.

— Мы ведь идем вместе с приливом, он должен подняться до уровня воды в доках, где мы ошвартуемся…

Наконец маленькие буксирчики искусно ввели наш «Тбилиси» в широко открытые шлюзовые ворота «Сори Комершл Док». Слева по борту торчали из воды трубы и мачты большого судна, видимо погибшего при бомбежке. Вместо корпусов пакгаузов — черные обгорелые развалины. Все это больно напомнило Севастополь. И вдруг заныла, напомнила о себе контуженная нога.

— Постарались и здесь сволочи! — сказал я Халушакову, снимая швартовку у пирса с руинами.

Не успели матросы еще как следует закрепить причальные концы, как на «Тбилиси» ринулись толпы докеров — грузчиков, лебедчиков. Мы еле поспевали, снимая первое событие в лондонском порту — разгрузку советского корабля, пробившегося сквозь огонь вражеской блокады. Работа кипела, судно превратилось в муравейник. «Тбилиси» со свободного борта облепили десятки маленьких металлических барж. Марганцевую руду и лес выгружали на пирс и на баржи, быстро меняющие одна другую. Я следил за работой моего друга и старался не дублировать его.

Когда я присмотрелся к англичанам, понял, что профессиональных докеров среди них очень мало, всю работу выполняли в основном допризывная молодежь и старики.

Нашего капитана Субботина поздравили с благополучным приходом в Лондон прибывшие для этого представители торговых фирм:

— Мы горды поздравить вас, господин капитан, с первым визитом в Лондон. Вы впервые провели советский корабль, корабль нашего союзника, сквозь огонь войны в столицу Великобритании. Примите наше искреннее восхищение. Поздравляем и надеемся, что теперь советские торговые суда будут частыми и желанными гостями Лондона.

Трудовая Англия встречала наши корабли радостно. Стихийно возникали митинги на палубах, пирсах, улицах, в клубах. Встречи происходили всюду — случайные и организованные. И все были очень теплыми и дружественными.

Мы радовались: па пленке оставались редкие по силе воздействия кадры.

— Почему бы вот так не жить всем людям на земле, а? Неужели для того, чтобы понять друг друга, необходима такая тяжелая встряска, как война? — Халушаков вытер вспотевший лоб и стал укладывать «Аймо» в кофр. — Нам пора готовиться на берег. Какой там адрес, помнишь?

— Бейз Уотр, Кенсингтон Палас Гарден файв, — прочел я, достав записную книжку. — Петр Гаврилович Бригаднов — постоянный представитель Инторгкино в Англии. Поедем к нему налегке, без вещей, все узнаем, а тогда заберем с корабля аппаратуру и пленку.

Мы воспользовались посольской машиной и поехали по нашему адресу. Лондон предстал перед нами лабиринтом серых с пестрой рекламой узких улочек, заполненных людьми, машинами и неуклюжими двухэтажными автобусами, надвинулся на нас, оглушил и, будто поглотив, понес в левобережном потоке. Все было новым, необычным, чужим, и мы молча катились вперед, изредка останавливаясь на перекрестке перед белой перчаткой высоченного полисмена. Я смотрел на приземистые закопченные дома, маленькие магазинчики, кафе, бары, забегаловки, не переставая удивляться: и это Лондон?!

Кроме разочарования на нас навалилась и глухая душевная боль и тоска — так развалины Лондона были похожи на руины наших родных городов. То слева, то справа нам попадались черные провалы разбитых и снесенных вместе с фундаментом домов. Некоторые развалины еще дымились, и серые, в грязной одежде люди разбирали завалы.