Рядом с солдатом - [49]

…Ровно через два дня — 19 ноября — начнется генеральное наступление под Сталинградом. Об этом мы, конечно, не знали.

Концы отданы. Теперь только вперед. Курс на север. Медленно, плавно, даже чуточку торжественно — так мне показалось — наш большой сухогруз «Тбилиси» отошел от родной земли. Она в немой утренней тишине уплывала от нас, осыпаемая крупными хлопьями снега.

Гулко разносится над Северной Двиной мелодичный гудок нашего корабля. И снова наступает короткая тишина. Ее нарушает шорох трущихся о корпус судна льдин.

— Вот и свершилось! Запиши — первое путешествие Синдбада началось семнадцатого ноября сорок второго. На «Тбилиси» все спокойно, происшествий никаких, как по нашему сценарию, — положив мне руку на плечо, сказал Халушаков.

— Да, об этом еще двадцать лет назад я мечтал в школе, собираясь с дружками удрать в море. Вот, кажется, и «удрал». Только время выбрал не совсем подходящее.

«Тбилиси», набрав ход, пристраивается к длинной кильватерной колонне судов. Они идут строем по взломанному ледяному паркету Двины, а флагман уже скрылся за горизонтом Белого моря.

Наконец «Тбилиси», самый большой в караване пароход, мерно и плавно качнуло на морской волне. Воткнулись в холодно-серое, унылое небо мачты нашего корабля. Когда последний клочок родной земли, постепенно удаляясь, исчез в туманной дали, заныло, сжалось сердце.

— Ну вот и все! Мы в открытом море! — нарушая затянувшееся молчание, с грустью произнес мой друг. Мы долго стояли на палубе, вспоминая прошлое, думая о будущем…

Волны стали выше и длиннее, наш «Тбилиси» начал зарываться в них носом, брызги полетели через капитанскую рубку. Я облизнул губы — они стали солеными.

Прошел день, прошла длинная, бесконечная ночь.

— Ты знаешь, Владислав, мы уже в Баренцевом. Чувствуешь, как поддает? — сказал подошедший Халушаков.

Справа, слева, сзади — суда, суда, большие, малые… Они идут, глубоко зарываясь в высокие ледяные волны.

Скоро пять часов — время ужинать. За иллюминаторами плещется черный соленый мрак. Все собираются в кают-компании за двумя длинными столами. Светло, весело, оживленно. Сидя за столом, каждый невольно посматривает на барометр. От завтрака до ужина стрелка значительно упала, очевидно, скоро за бортом начнется свистопляска.

Ждать долго не пришлось, налетел порывистый ледяной шквал, ударил острым, как стекло, снегом в иллюминаторы и поднял тяжелую волну. И силуэты кораблей, раньше еле различимые впереди, совсем исчезли в белой мгле.

Ветер остервенел. Свистя и завывая, он ринулся на караван. Первое время вообще трудно было понять что-либо. Все смешалось в снежно-водяном вихре. Наш большой, в семнадцать с половиной тысяч тонн, корабль бросало на волнах, как ореховую скорлупу.

Из колючей стремительной темени неслись, то замирая, то усиливаясь, гудки сирены и звон рынды. Ночь несла над взбудораженным морем штормовую симфонию ледяной Арктики.

Караван поднялся до 74 градусов северной широты. Стихия бушевала, бросаясь на корабли. Суда шли вслепую, на ощупь. Сигналили светом только при крайней необходимости, чтобы не дать обнаружить себя подлодкам. Радио не работало — немцы могли запеленговать.

Караван сгрудился и потерял стройность кильватерного построения. Мы не спали всю длинную ночь, часто выходили на палубу и торчали с подветренной стороны, всматриваясь в густую темень. Иногда гудки и звон рынды раздавались совсем рядом. Мы молча, стиснув зубы, переживали моменты, казалось, неизбежного столкновения, и, когда тревожные звуки, удаляясь, затухали вдали, только вздохи облегчения выдавали наше волнение.

Так прошла сумасшедшая ночь. Казалось, она никогда не кончится. Но утро явилось. К двенадцати часам стало заметно светлее. Полярная ночь надвигалась вместе с зимой, и полный день почти не наступал. За ночь корабли разошлись — флагман приказал во избежание столкновения идти до Исландии каждому самостоятельно.

…Прошла педеля, а мы все продолжали наш путь по крутым гребням теперь уже Норвежского моря. За эти дни, вернее. ночи мы потеряли из виду всех, кто еще оставался поблизости в начале маршрута.

— Вот теперь нас голыми руками можно взять… И самое обидное, что мы даже снимать не можем — проклятая ночка! — Халушаков добавил еще пару крепких слов.

— Да, ощущение не из приятных…

В штурманской рубке капитан Субботин показал нам на карте пройденный кораблем путь.

— С караваном мы поднялись вот сюда, видите? Это почти на траверзе Новой Земли. Здесь нас схватил этот проклятый шторм. Зная повадку немцев перехватывать наши корабли ва островом Медвежьим, я решился на риск — про-скочить вот эдесь, у них под носом, между Медвежьим и Нордкапом. Я уверен — они нас здесь никак не ждут. Как вы думаете?

— Значит, так или…

— Я думаю, все-таки так! — кивнул капитан и позвал нас на мостик.

— Смотрите! Видите огни на горизонте? Это Норвегия. Там торчат гитлеровцы. Если проскочим Нордкап, тогда ищи ветра в Гренландском море! — Субботин натянуто улыбнулся, и мы почувствовали, как напряжены его нервы.

…Никто в эту ночь не сомкнул глаз.

На мостике бессменно нес вахту капитан.

— Пойду спрошу… — ближе к утру Халушаков поднялся, зашагал к трапу.