Рядом с Алей - [5]
Обыск был очень поверхностный, а когда студентки попытались чем-то помочь мне, старший из военных грубо крикнул: «Вы же комсомолки, не подходите к врагу народа!» Студентки заплакали, ко мне бросился Юрка, я как-то окаменела и, обнимая его голову, утешала, убеждала не плакать, но он уже отчаянно рыдал. Обняв мои колени, он крикнул: «Не отнимайте у меня мою новую маму!» А потом бросился к военному и, захлебываясь слезами, стал хватать его за ноги. Он все твердил: «Мама, мама, не уходите». А я с сухими глазами говорила: «Юрочка, не плачь, сейчас должен прийти папа, ты не будешь один». Обыск кончился, и один из военных протянул мне бумагу, в которой было сказано, как он мне объяснил, что при обыске не было попорчено или поломано имущество, в чем гражданка Ш. расписывается.
Затем мне велели собираться, взять умывальные принадлежности, теплую одежду, немного белья и пальто. Все четыре студентки рыдали в голос. Коменданту дали приказ открыть двери и проверить дорогу. Все общежитие как будто вымерло. И на лестнице и в коридоре была абсолютная пустота. Студентки все-таки выбежали за мной на улицу. Плача и утешая меня, говорили, что все выяснится и я вернусь. Милые, добрые девочки, как я их любила в ту минуту и как я не верила в свое возвращение!
В «черный ворон» меня посадили ловко и быстро, без всяких слов. Закрыли окно и захлопнули дверцу. Был октябрь 1948 года.
В приемной тюрьмы меня обыскали, не раздевая догола, вытряхнули из чемодана вещи, все перещупали. Велели конвоиру отвести меня в камеру с вещами. Не помню сейчас, брали ли у меня отпечатки пальцев. В камере было уже человек 15. Встретили меня очень дружелюбно. Сказали, что скоро принесут ужин и что они поделятся со мной, поскольку на меня ужина еще быть не могло. Потом разъяснили, что все они числятся «повторниками» по прежнему обвинению и что нового обвинения никому не предъявляли. Все они уже были в лагерях, кто на Колыме, кто в Коми АССР. Мне отвели пустую койку; белье и постельные принадлежности я должна была получить сама на следующий день. Очень хотелось вымыться, но воды в камере не было – стояла в углу одна параша. Умывание происходило утром при оправке. Спать мне не хотелось. Расстелила принесенное с собой пальто и улеглась.
Через некоторое время в эту же камеру привели молодую женщину, которую я встречала на улицах Рязани. Было двойственное чувство: страх за нее и радость, что могу с ней теперь познакомиться. Она зашла какая-то измученная и ошарашенная, явно не хотела или не могла разговаривать. Спросила, где ее место, и прошла туда со своим узелком. На следующий день уже принимала участие в нашей жизни, но больше молчала, а мы, испытавшие ранее подобное, ни о чем ее не расспрашивали. В дни передач к ней стали приходить студенты из училища, на свои гроши покупавшие что-нибудь съедобное – лук, чеснок, белый хлеб, иногда что-то молочное и папиросы. Она и не представляла себе, как к ней успели привязаться ученики и как они переживают случившееся.
Через неделю новенькая – Аля, Ариадна Сергеевна Эфрон – уже вполне привыкла к камере, порядку, людям, старалась всем сделать что-нибудь приятное. Когда наступила Пасха, она с моей помощью выбрала из наших передач творог, вареные яйца, масло и сахар (все эти продукты мы имели право получать в передаче или покупать в ларьке, если были деньги, а денег брали от родных не больше 5 рублей). Яйца мы покрасили красными тряпочками и кипятком, творог растерли с сахаром и маслом, придав ему форму пасхи, и спичками обозначили «X. В.». В пасхальную заутреню поздравили наших верующих, которых было человек шесть, а они потихоньку пропели на голоса: «Христос воскресе из мертвых. Смертию смерть поправ. И сущим во гробе живот даровав». Конечно, все плакали, поздравляли друг друга. Верующие говорили, что сам Бог послал им к пасхальному дню ангела в образе Али. Они благодарили и целовали ей руки.
Пасха в эту весну совпала с Майскими праздниками. Погода была дивной. В камере открыли фрамугу, и с улицы хлынул такой чистый весенний воздух, уже пахнувший молодой, нарождающейся зеленью, что душу омыло свежестью, молодостью и мелькнула мысль, что еще не все потеряно и жизнь продолжается. На ум пришли ранние стихи Марины Цветаевой о весне:
Я сегодня всю ночь не усну
От волшебного майского гула!…
Не удержавшись, я тихо прочла их, потом еще несколько стихотворений и тут почувствовала, что Аля, сидящая рядом, повернулась ко мне. Она смотрела на меня по-новому – ласково и доброжелательно.
– А вы знаете, что вы читали?
– Знаю. Стихи Цветаевой.
– Вам нравятся?
– Очень!
– Марина – моя мать.
Дочь самой Цветаевой!
Так началась наша дружба. Среди находящихся в камере женщин была некая Наталья Николаевна Богданова, ранее работавшая заместителем прокурора в суде. Сперва она несколько дичилась, но потом, убедившись в Алиной отзывчивости и доброте, стала с ней откровенна и дружелюбна. Наталья Николаевна попала в тюрьму уже из ссылки, из Лебедяни, все ее пожитки были собраны в рваную большую наволочку. Из нее все всегда высыпалось, и, когда нас водили в баню, мы с Алей лазали по полу, собирая и складывая вещи Натальи Николаевны обратно. Мы ведь знали, что после бани любого могут отвести в другую камеру. Наталья Николаевна, человек с очень больным сердцем, была совсем беспомощна. В дни ее дежурств мы за нее убирали камеру и выносили нечистоты. Конечно, она была чрезвычайно благодарна и относилась к нам с большой приязнью.
Эта книга – результат долгого, трудоемкого, но захватывающего исследования самых ярких, известных и красивых любовей XX века. Чрезвычайно сложно было выбрать «победителей», так что данное издание наиболее субъективная книга из серии-бестселлера «Кумиры. Истории Великой Любви». Никого из них не ждали серые будни, быт, мещанские мелкие ссоры и приевшийся брак. Но всего остального было чересчур: страсть, ревность, измены, самоубийства, признания… XX век начался и закончился очень трагично, как и его самые лучшие истории любви.
«В Тургеневе прежде всего хотелось схватить своеобразные черты писательской души. Он был едва ли не единственным русским человеком, в котором вы (особенно если вы сами писатель) видели всегда художника-европейца, живущего известными идеалами мыслителя и наблюдателя, а не русского, находящегося на службе, или занятого делами, или же занятого теми или иными сословными, хозяйственными и светскими интересами. Сколько есть писателей с дарованием, которых много образованных людей в обществе знавали вовсе не как романистов, драматургов, поэтов, а совсем в других качествах…».
Об этом удивительном человеке отечественный читатель знает лишь по роману Э. Доктороу «Рэгтайм». Между тем о Гарри Гудини (настоящее имя иллюзиониста Эрих Вайс) написана целая библиотека книг, и феномен его таланта не разгадан до сих пор.В книге использованы совершенно неизвестные нашему читателю материалы, проливающие свет на загадку Гудини, который мог по свидетельству очевидцев, проходить даже сквозь бетонные стены тюремной камеры.
Сегодня — 22 февраля 2012 года — американскому сенатору Эдварду Кеннеди исполнилось бы 80 лет. В честь этой даты я решила все же вывесить общий файл моего труда о Кеннеди. Этот вариант более полный, чем тот, что был опубликован в журнале «Кириллица». Ну, а фотографии можно посмотреть в разделе «Клан Кеннеди», где документальный роман был вывешен по главам.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Владимир Дмитриевич Набоков, ученый юрист, известный политический деятель, член партии Ка-Де, член Первой Государственной Думы, род. 1870 г. в Царском Селе, убит в Берлине, в 1922 г., защищая П. Н. Милюкова от двух черносотенцев, покушавшихся на его жизнь.В июле 1906 г., в нарушение государственной конституции, указом правительства была распущена Первая Гос. Дума. Набоков был в числе двухсот депутатов, которые собрались в Финляндии и оттуда обратились к населению с призывом выразить свой протест отказом от уплаты налогов, отбывания воинской повинности и т. п.