Рядом с Алей - [25]

Впечатление от моего появления было непредвиденным. Увидев розги, Вовка охнул, схватил со стола кусок хлеба и бросился под диван. Из-под дивана он подглядывал в щелочку, что происходило дальше. А дальше я измененным голосом сказала, что я, Дед Мороз, пришел по письму Вовы Кормана и мне надо узнать, как он себя ведет и учится. Мать Вовки сейчас же предложила мне тарелку щей, просила садиться, отогреться и спрятать розги, поскольку пороть будет некого. После этих слов Вовка вылез на животе из-под дивана и, сидя на полу, стал участником представления. Я произнесла какую-то назидательную речь, вытащила запакованные подарки – разные коробочки, дощечки, бумажные цветы и маленький ящик с цветными карандашами… Потом я, сказав, что мне еще предстоит много посещений, ушла. Дома я молниеносно скинула с себя все, спрятала под кроватью, надела обычное платье и стала ждать Вовку. Он явился почти тотчас же, страшно возбужденный, в ушанке, надетой задом наперед, пуговицы зимнего пальто были неправильно застегнуты. Задыхаясь от волнения, он сказал:

– Пришел! Настоящий! Не обманул! Карандаши принес! Теперь пойду искать следы – откуда, из какого леса он вышел! Кое-что нашел! – и показал мне кусочек разбитой елочной игрушки.

Я серьезно ему поддакивала, выпроводила, разрешила выпустить Джека и стала ждать прихода Али.

На следующий день Вовка на уроке в школе при словах учительницы о предстоящем Новом годе встал и сказал:

– Неправда, что все это сказка! У нас был живой Дед Мороз, я получил то, что просил по нашей переписке! – Последнее он сообщил с гордостью, с торжеством осматривая остальных школьников.

Школьники поверили. Ходили после этого по опушке ближайшего леса, отыскивали следы Деда Мороза. Даже, кажется, нашли… Я же со страхом ждала прихода учительницы и выговора за срыв идеологической работы.

После этого Вовка еще два раза порывался писать письма Деду Морозу – к дню Советской Армии и на 1 Мая. С трудом я отговорила его, убеждая, что Дед Мороз приходит только зимой…

НАШИ ЗВЕРИ

Как-то раз мы с Алей пришли домой вместе. Когда открыли дверь домика, нас сразу поразил необычайно свежий хороший воздух. «Откуда этот «озон»?» – спросила Аля.

Мы разделись, обшарили весь дом; окна закрыты, двери заперты, и только когда решили затопить печь и открыли заслонку верхней трубы, оказалось, что у основания трубы разбит и выдвинут кирпич и именно оттуда идет свежий холодный воздух. Мы занялись привычными делами, закрыли кирпичом дыру и легли спать. Утром, как обычно, разошлись по своим работам.

А на следующий день мы проснулись оттого, что в доме стало свежо. В щели торчал хвост тощего уличного кота, который протискивался наружу. Конечно, пришлось щель заложить кирпичом и как следует замазать, чтобы кот не лазил больше.

Погода начала портиться. Наступила зима, стало морозно по ночам. Озон (так мы назвали кота) прекратил посещения через печной дымоход. Иногда он топтался около нашего дома, но входить через дверь стеснялся.

Потом стал Озон появляться в тот момент, когда мы ложились спать. Аля впускала его, кот залезал на ее подушку и деловито укладывался вокруг головы этаким нимбом: мордочка у одного уха, хвост у другого. Пахло от него рыбой – видно, кормился у рыбака. Аля осторожно вытягивала из-под него голову и не давала мне выкинуть его за дверь:

– Пусть еще понежится. Видно, тоскует по уюту.

Зато второй кот, который у нас появился, сразу повел себя как хозяин. Он был белого цвета, с зелеными глазами и пышным длинным хвостом. Поначалу он жил в клубе при одном наше работнике, который его прикармливал и пускал к себе спать. Работник этот был из репрессированных, его забрали еще совсем молодым. Администрация лагеря, видя его крепкое сложение, определила парня на какой-то сибирский заводик. На завод Леонид попал впервые в жизни. Не имея никакого представления о машинах, не спросив, как что работает, он полез в какой-то механизм, чтобы самому все рассмотреть. Дело кончилось плохо. На него упала чугунная болванка, которая не только раздробила плечо, но и срезала начисто правую руку. В лагере ему помочь никто не смог, в больнице кое-как заживили плечо и выпустили на работу. Оставаться на заводе было нельзя, и его переправляли с одного места на другое, туда, где можно было обходиться левой рукой.

Леонид был довольно предприимчивым, стал читать книжки и даже научился довольно сносно писать левой рукой, предварительно положив на бумагу гайку, чтобы она не ерзала. Промучавшись несколько лет на разных сибирских предприятиях, он попал в Туруханск в дом культуры. Девушки было заинтересовались им, но, поняв, что он не работник, поотстали; зато не угасал интерес к Роману, большому белому коту Леонида, который неизвестно как и когда появился в клубе. Есть Леонид ходил в ближайшую рабочую столовую, объедки приносил коту, а когда столовая не работала, варил ему кашу из сечки или давал свежую тюльку. Если свежей тюльки не было, давал Роману немоченую соленую рыбу, которую тот ел с отвращением, потом страстно хотел пить, а чистой воды в клубе не было. Пожарники заставили завести в клубе большую, сорокаведерную железную бочку и наполнить ее водой. Воду никто не менял, она протухла, ею пользовались для технических надобностей и мыли руки. Было одно чистое ведро, с которым кружковцы должны были ходить к Енисею в теплое время, зимой же откалывали лед и ставили возле печки. Делать это все ленились. И хотя назначили очередь, но ведро оставалось пустым, а незадачливый кружковец, пытавшийся напиться, кричал: «Ты опять, вражина, воды не принес?! Убить тебя мало!!»