Рябиновая ночь - [97]

Пронька назвал фамилии парней.

— Они здесь или на лугах?

— Косят.

— Видите, как нескладно получается. Людей от такого дела отрываем. Зимой надо ремонтом заниматься.

— А мы-то при чем? — вскипятился Пронька.

— Да я вас не обвиняю. Кончайте быстрей с ремонтом. Да смотрите, чтобы потом в поле стоять не пришлось.

Алексей поехал на кукурузные плантации. Кукуруза на удобренных землях удалась хорошая, выше человеческого роста. Яков Федорович Туранов буртовал навоз, который звено навозило за лето, когда было свободное время от прополки.

— А где же ваши орлы? — любуясь полем, спросил Алексей.

— Комбайн новый пришел. Собирают.

— Ну как, Яков Федорович, в этом году от доярок бегать не придется?

Угрюмое лицо Туранова посветлело.

— Наконец-то я, паря, легко вздохнул. Жена и та иначе стала относиться, старается кусок послаще положить.

— Это только начало. Мы еще с вами ордена заработаем. Как вы думаете?

— Оно, конечно, орден бы не помешал, хотя бы тех же доярок усовестить.

— Разозлились вы на них.

— Так сколько лет они мне кровь портили. Теперь вот завалю их кукурузой, и пусть сидят под ней, как мыши.

— Под кукурузой их, пожалуй, не удержишь, — посмеялся Алексей.

— И то правда.

— Яков Федорович, как только уберете поля, сразу же вывозите навоз и запахивайте.

— Нам бы еще бы пару тележек.

— Тележек не будет. Сейчас своими силами обходитесь. А весной я вам помогу.

— Я, Петрович, навозовноситель смотрел. Вот нам бы такую штуку. И плоскорез, но только поуже, чтоб между рядков проходил. Ведь милое дело вносить подкормку. Насыпал удобрения под самые корни, и расти она, матушка.

— Я тоже об этом думал, Яков Федорович. Вот парни с завода приедут, я их привезу к вам на поле, может, что-нибудь и придумают.

— А Арсалана-то нельзя упросить?

— Дел у него и без этого невпроворот.

Алексей поехал по полям. В звеньях урожай был неважный. Пшеница поднялась в полметра и заколосилась: не хватало питательных веществ и влаги. Алексей проехал в отряд и точно в другой мир попал. Пшеница, налитая густой зеленью, стояла почти в пояс. Радовали глаз и овсы, хотя под них вносили только минеральные удобрения. Свое дело сделала влага, которую удалось сохранить безотвальной обработкой почвы.

На мотоцикле подъехал Федор, заглушил мотор, подошел к Алексею.

— Любуешься, Петрович?

— На будущий год, Федор Степанович, у нас на всех полях такой урожай должен быть. Но я о другом думаю. Для области один даже самый отличный отряд или колхоз все равно что ничего. Вот когда по всему Забайкалью такой урожай будет, мы с вами сможем сказать, что кое-что сделали.

— Так начинается все с малого.

— Что мы и делаем. Скороспелые сорта нам нужны. Иначе, если переборщим с навозом, хлеба могут не созреть.

— Вы же размножаете скороспелки на опытном поле.

— Сорт «Ононская» — скороспелый и устойчивый к осыпанию, но, чтобы размножить его, потребуется не меньше трех лет. Хороши «Золотая читинка» и «Агинский восход», не полегают, не осыпаются, а по урожайности не уступают лучшим сортам. Отсюда напрашивается вывод: на полях у нас должен быть целый набор разных сортов. Тогда осенью мы не будем бояться ни затяжных дождей, ни ветра.

— О чем же агрономы до вас-то думали?

— О том же самом думали, да вот не дали им развернуться. Борис Каторжин только начал внедрять свою систему, подобрал семена, да без него, видишь ли, обойтись в управлении не смогли. После него пришел парень из института. Человек без опыта. И характером мягкий оказался. Помочь ему вовремя некому было. Растерялся человек, схватил чемодан и сбежал. Вот поля и остались беспризорными. А мы землю клянем, что она плохая.

— Петрович, а сколько агроном должен работать на одном месте?

— По-моему, всю жизнь. Только тогда он сможет что-нибудь сделать. И после себя должен оставить такого ученика, который бы дальше его пошел. Земледелие — это очень сложная наука, Федор Степанович. А мы в некоторых колхозах даже агрономов не имеем. Вот за невежество нас земля и наказывает.

— Я с вами тут не согласен. Может, я хочу расти.

— Расти на здоровье: становись доктором, академиком, никто тебе не мешает. Любое дело, самое простейшее, не терпит дилетантов, ему подавай все или ничего. А воробьиное порхание с одной работы на другую — это загубленная жизнь.

Алексей посмотрел на Федора.

— Федор Степанович, а вы почему не на сенокосе?

— Ногу поранил, ездил на перевязку.

— Как это вас угораздило?

— Спрыгнул с трактора, а в траве старая борона лежала. Видно, старики когда-то бросили. Вот и напоролся. Страшного ничего нет.

— Дела как?

— Уже за тысячу тонн перевалили.

— Давай нажимай, пока парни в школу не пошли.

Глава 6

Небо в рваных тучах, точно в клочьях. Солнце то вынырнет из них, то утонет. Ветер мечется по селу. Тревожно шумят и раскачиваются тополя и кусты черемухи. Белыми гребнями на Ононе вскипают волны. Глухо ропщут заречные хребты. К Дворцу культуры в одиночку и семьями идут колхозники, негромко переговариваются.

Матвей Иванович вышел из дома. По угору ковылял Маруф Игнатьевич.

— Здорово, паря, — протянул ему руку Матвей Иванович.

— Здорово. На собрание?

— На собрание. Говорят, Нина Васильевна с председателей уходит.