Рябиновая ночь - [27]

Маруф Игнатьевич посмотрел на дорогу.

— Скоро ребята приедут, — забеспокоился он. — Я вчера вечером крючья под скалой на яме ставил. Пудового тайменя изловил. Пойду уху варить.

— Я помогу.

— Воды с реки принеси. А в остальном я сам управлюсь.

Анна принесла воды. У крыльца на поленьях лежал метровый таймень, точно обрубок заморенного кедра, покрытого темным лаком.

— Ух, какой, — протянула Анна.

Маруф Игнатьевич взял топор, попробовал пальцем лезвие.

— Я осенью там одного приметил, так тот, пожалуй, пуда на три потянет. Возле лодки вывернулся, такая оказия, смотреть страшно. Я уж всего на своем веку насмотрелся и то заробел. Весной приедет Борис, скажу ему, пусть потешит душу.

— Борис не зовет вас к себе в город жить?

— Зовет. Да какое там житье? Гостили мы у него со старухой. Неделю прожили. Землю только из окна велели. И взяла меня такая тоска, что и жизнь не мила. И на Украине, в Белоруссии бывал, чужие страны довелось посмотреть. Да вот лучше нашего Приононья ничего не нашел.

— Невестка-то хорошо принимала?

— Ничего, обходительная.

Подошла автомашина, приехали члены отряда. И сразу шумно стало в этом степном уголке. С машины сгружали столы, кровати, стулья, посуду, постель. Парни не забыли привезти и спортивные снаряды.

— Дарима, а где флаг? — спросила Анна.

— Вот он.

Дарима тряхнула сверток, и из ее рук к полу пламенем метнулось красное полотнище.

— Это дело, — одобрил Маруф Игнатьевич.

— Петя, — позвала Анна.

— Но-о-о, — отозвался Петька.

— Флагшток видел в палисаднике? Проверь, в исправности ли.

— Но-о-о, — тоненько протянула Дарима.

Все засмеялись, Петька погрозил кулаком и вышел.

— Братцы, что же мы наделали-то, — сокрушалась Дина.

— Что случилось? — забеспокоилась Анна.

— Трюмо забыли.

— А я уж думала, не умер ли кто.

— Да это хуже смерти, Аннушка. А парикмахер будет сюда приезжать?

— Для тебя, может быть, ресторан «Онон» открыть? — бросил на ходу Сергей Туранов, у которого из-под шапки на плечи падали каштановые волосы.

— Вот бы я повеселилась, — Дина закружилась по общежитию, напевая: — Чита, Чита, сопок таежных сплошная гряда, Чита, Чита, голубая моя Ингода…

Появился Федор. Дарима заметила его и скорей сбежала на Онон за водой.

— Гантимурчик, айда к нашему шалашу, — махнула рукой Дина.

Анна подошла к Федору.

— К нам в помощь? — спросила Анна.

— Заехал попутно посмотреть, как вы тут устраиваетесь. Ты меня не пропишешь на полевом стане?

— А из села-то тебя домовой выживает?

— Надоело одному, как медведь в берлоге.

— Ладно, места всем хватит. Только ты у меня смотри…

— Ты о чем, Аннушка?

— Все о том же…

— Аннушка, морской порядок.

Все были заняты делом. Только Ананий с Пронькой ходили по полевому стану, как туристы, не зная, куда применить силы.

— А вы, молочные братья, что прохлаждаетесь? — шумнула на них Анна.

— Понять не можем, — ответил Пронька, — как мы попали в этот детсад?

— Прокопий Ефимович, на поле посмотрим, кто из какого детсада. А сейчас отправляйтесь дрова пилить.

Петька исправил флагшток.

— Кому поручим флаг поднимать? — спросил Сергей.

— Маруфу Игнатьевичу, — ответила Анна, — он у нас первый тракторист в колхозе, и Дариме. Человек хлеборобом становится, такое раз в жизни бывает.

Отряд выстроился вдоль сосен под окнами общежития. Анна прикрепила к шнуру полотнище и прошла на правый фланг.

— Маруфу Игнатьевичу и Дариме приготовиться к поднятию флага, — скомандовала Анна.

Маруф Игнатьевич и Дарима подошли к флагштоку.

— Смирно! Равнение на флаг!

Все замерли.

— Поднять флаг!

Полотнище поползло вверх по флагштоку. Налетел ветер, полотнище хлопнуло и забилось огненной птицей.

— Знамя есть, — взволнованно проговорил Маруф Игнатьевич. — Теперь, считай, мы — боевая часть.

Вскоре подъехал Аюша Базаронович.

— Далеконько видно.

— Оно на виду-то и жить веселей, — за всех ответил Маруф Игнатьевич.

— Аюша Базаронович, телевизор нужен, — попросила Анна.

— Завтра все будет. Только красный уголок приведите в порядок.

— Совсем забыл, — спохватился Маруф Игнатьевич, — уха перепреет. Пошли, только ложки не забудьте.

Рядом с Диной оказался Петька.

— Петя, ты крепче наедайся.

— Это зачем? — насторожился Петька.

— Завтра с утра белить начнем. Я тебе самую симпатичную кисть припасла.

— Еще че надумала.

— Скажешь, не мужское это дело?

— Но-о-о.

— Братцы, вы только поглядите, новый персидский шах нашелся. А я еще за тебя замуж собиралась. Нет, Петенька, или ты будешь белить, или наша любовь кончена.

— Перетопчешься.

— Что-о-о? — удивилась Дина. — А чем ты будешь заниматься, магараджа несчастный?

— Сусликов гонять, — подсказала Дарима.

— Да они еще спят.

— Да ну вас… — отмахнулся Петька и отошел к парням.

Уху хлебали кто за столом, кто на подоконнике. И в этой походной неустроенности была своя прелесть. Аюша Базаронович посмотрел на Проньку, который напротив него старательно орудовал ложкой, и, улыбаясь, спросил:

— Говорят, Прокопий Ефимович, ты в прошлом году дикого гуся на перемет поймал?

— Был такой грех, — с охотой ответил Пронька. — Пронесло в Ононе лед. Жена пристала — ухи хочу. Я и так и сяк увиливал: из меня рыбак, как из старого кобеля мухолов. Так разве от бабы отвяжешься. Смастерил перемет и поставил на ночь пониже деревни. Утром, ни свет ни заря, бегу проверять ловушку. Смотрю, на первом крючке серый гусь сидит и крылья уже опустил, заморился. Наживлял-то я коровьими легкими. Обрадовался я. Ну, думаю, накормлю жену свежениной. Тороплюсь домой. А навстречу мне прет Гераська Тарбаган, морда красная. Спрашивает: «Пронька, ты откуда в такую рань?» Я ему толкую: «Хотел ухой побаловаться, да смотри, какое счастье привалило, дикий гусак на крючок подцепился. Приходи вечерком на жареху».