Рябиновая ночь - [117]

У Анны темно становилось в глазах. «Завтра же уеду. И тогда уж никто не посмеет упрекнуть Алешу».

Работа не ладилась: на первом же загоне подборщик врезался в пласт и нож порвало. Заменила нож, мотор забарахлил: не тянет. Так вот и мучилась до ночи.

Когда закончили работу, не поехала на полевой стан, на обочине поля заглушила мотор и опустилась на траву. В чистом небе ярко желтела луна. Смиренно стояли бледные горы. В протоке Онона тревожно кричали журавли. У Анны было единственное желание упасть в траву и забыть все. Но упасть было нельзя: на полевом стане потеряют ее, а потом разговоров не оберешься.

У Белого камня из ложбины вынырнула какая-то машина, Она поравнялась с Анной, круто развернулась и подъехала. Из машины вышел Алексей.

— Что у тебя? Комбайн сломался? — спросил он.

— Да нет. Что-то устала.

Алексей опустился рядом с Анной.

— Это правда, что Катя уехала?

— Правда.

— Говорят, тебя снимают с председателей?

— Может быть, но я не знаю.

— А я, Алеша, тоже уезжаю. Перевелась на очное отделение, вызов пришел.

— Может, повременишь немного.

— А чего ждать-то? Все у нас с тобой отгорело вместе с рябиновыми ночами. Теплое слово на язык не идет.

— Не хочу врать, Аннушка, постыло на душе, ничто не радует. И все-таки об одном прошу, не торопись с отъездом…

Примета Маруфа Игнатьевича оказалась верной: через день с утра из-за Онона со стороны Монголии поползли тучи. Налетел сырой ветер, он рвал с прибрежных кустов пожелтевшие листья, поднимал их высоко в небо, затем бросал в Онон, вихрем метался по полям, спутывал хлеба, стлал их к земле, врывался в пади, раскрывал зароды и шумел на озерах камышами. К вечеру небо почернело и пошел холодный дождь.

Комбайнеры уехали в село. На полевом стане остались прикомандированные шоферы да тетушка Долгор (Груню она отпустила). Такая уж поварская должность: будь хоть один человек, кормить его надо. Шоферы поужинали и теперь занимались кто чем: одни в красном уголке смотрели телевизор, заядлые охотники облачились в непромокаемые плащи и ушли на ближайшие озера, рыбаки со спиннингами отправились попытать счастье в устье Урюмки. Только тетушка Долгор не могла найти себе дела. Она привыкла до полуночи топтаться на кухне. А сегодня шоферов накормила рано, походила по дому и вышла на крыльцо посмотреть, не светятся ли где-нибудь огни приближающегося комбайна или не послышится ли где усталый гул запоздалой автомашины.

Но в степи не было ни звука, ни огонька. Комбайны и автомашины стояли в один ряд возле поля. В сером сумраке шуршал дождь. Тетушка Долгор вернулась в домик. «Где сейчас Дашибал со своим табуном? Говорила, чтобы взял теплое белье, не послушал. Да и до каких пор будет мотаться по степи? Надо написать сыновьям и дочерям. Пусть приедут и потолкуют с ним. Может, их послушает».

Тетушка Долгор вспомнила, что Анна привезла отцовскую меховую безрукавку и просила перешить для Петьки. Парень в телогрейке работает, а ночами уже холодно. Тетушка Долгор обрадовалась, что нашлось дело. Зажгла свет. На стол поставила коробочку с нитками, иголками и начала перекраивать безрукавку.

«Говорят, учиться Анна уезжает, — думала тетушка Долгор. — Однако зря ее отпускают. Хлеб хороший вырастила. Люди слушают. В отряде порядок. Не каждый мужик так управится. Что еще надо?»

Анна была дома. Она выкупалась и ходила в легком халате. После стольких дней тяжелой работы дом ей казался особенно уютным, а поэтому она старалась не думать об институте, хотя время уже подходило и нужно было готовиться к отъезду.

— Валков-то много угодило под дождь? — собирая на стол, спросила Елена Николаевна.

— Гектаров пятьдесят. Да я боюсь, как бы дождем хлеб не положило. Потом горя хватим: убирать-то с одной стороны придется.

— Иди, Аннушка, ужинать будем. Я тебе голубицы со сметаной приготовила. Попей чайку с вареньем из смородины.

— Ягод-то нынче много?

— Мы на днях с Евдокией Тихоновной бегали в Сенную падь. Голубицы синё. До обеда по два ведра набрали. Еще бы подсобирали, да медведя напугались. У Глухого ключа живет. Все там истоптал, колодины переворочал. Мы как увидели следы, чуть ведра не побросали.

— Вы уж не ходили бы одни-то.

— Да мы без мужиков-то далеко и не ходим.

— А брусника есть?

— И брусники полно, да рясная. Отца хочу сговорить сходить с нами.

— Он давно был?

— Сегодня в обед забегал домой. Помогает комсомольцам на новом комплексе отары формировать. Потом на оросительную систему переходит. Будет там с Федором Гантимуровым луга поливать.

— А кто же будет начальником комплекса?

— Олега Каторжина назначили. А в комсомольско-молодежный комплекс начальником назначили нового зоотехника, парень тут из института приехал.

Анна попробовала голубицу, варенье.

— Аромат-то какой.

— Поешь. Может, за черемухой вместе сбегаем?

— Когда, мама.

— И то верно.

Елена Николаевна посмотрела на дочь.

— Ты слышала, Петрович-то разошелся с женой.

— Знаю.

— Говорят, вас будут разбирать на партийном собрании.

— Пусть делают, что хотят, — как-то равнодушно ответила Анна.

— Да как же так-то? — тревожилась Елена Николаевна. — Вы-то как думаете дальше жить?

— Ничего я не знаю, мама. Устала я. И жизнь не в радость.