Русское народное порно - [26]

У Танечки на скуле синяк наливался. (Она, как и обещала, утром ушла, а потом, в одно время со всеми вернулась.)

– Это так, ничего… – сказала смущённо она. – Хотя, конечно, с таким мне сниматься нельзя.

– Фу-фу-фу! Инвалидная команда! – скривился Васенька, осмотревши юниц. – Опять сегодня придётся с Гулькой да с Олькой. Никакого разнообразия!

– Разнообразия захотел! – крикнула Тамарочка. – Вот сейчас мы тебе!..

Она обхватила Васеньку рукой за шею и стала нагибать его. Тут на него набросились все прочие юницы и стали натурально колотить Кладезева.

– Лёшка! – закричал он. – На помощь!

– Как дети, честное слово, – озабоченно бросила Гулечка, вышедшая из дома с собранной сумкой.

– Танин синяк я закрасить могу, – сказала Сашенька Бийская, когда детки мои, наконец, перестали беситься. – Никто ничего не заметит.

– У меня и на теле два синяка, – возразила ей Окунцова.

– И на теле закрашу, – ответила та.

– У нас уже свой гримёр появился, – сказала Тамарочка. – Ну, чем мы не настоящая студия!

– Да и ты, если снимешься, – заметила Сашенька, – кровь разгонится, и ты быстрее поправишься.

– Так что Васеньке не на что жаловаться, – сказала Оля Конихина.

– Я скучал по тебе вчера! – канючливо Васенька бросил и ухватил Тамару за попу.

– А сегодня? – шлёпнула она его по руке.

– Сегодня по Сашеньке, – и тоже её за попу схватил.

Нам предстояло два рейса – за раз бы в мою машинёшку все не вошли, – и потому, хоть лучше бы нам было поторапливаться, всё равно устроили просмотр вчерашних фильмов. Было заметно, что два фильма из трёх всех поразили. Первый – изнасилование моей обезьянки, второй – Гулькин режиссерский дебют.

– Ну, ты, Гуля, даёшь! – молвила Сашенька на обсуждении. – Ты дралась так натурально!

– Она по-настоящему дралась! – заверила зрителей Олечка. – Я близко стояла, всё видела.

– Васька, а ты ей, что, в полную силу вмазал? – удивилась Тамарочка.

– Да ну, в полную силу! – горделиво заметил Кладезев юный. – В полную силу я бы Гульку убил.

Финал же фильма сего юницы смотрели в напряжённом молчанье. Злоглаголивый Васька же хмыкал, хихикал, ёрзал, вертелся. И возбуждался, заново переживая вчерашнее.

Про Гулечкин фильм Сашенька выразила общее мненье:

– Молодец, Гулька! – сказала она. – Правильное кино.

– Блокбастер! – фундаментально выкрикнул Кладезев.

Украдкой я наблюдал за Алёшей. Фильмы он смотрел сосредоточенно, молча. На Ваську же не глядел. И, как знать, может, втайне завидовал?

42

И ещё случилось событие. Пришла Ослепительная.

Остановилась на пороге.

– Я пришла, – сказала она.

А мы как раз уж выходить собирались.

– Да, пришла, – проартикулировал я.

Сердце моё стукало. Дышать же я мог с затруднением.

Ослепительная смотрела на меня, и я смотрел на Ослепительную.

И ещё на неё смотрели семь пар глаз избранных мною юношей и юниц. Видел ли кто-то из них то, что видел в Ослепительной я? Видел в ней сказку, мечту, позолоту? Видел несбыточное? Уверен, что нет!

– Вы, кажется, куда-то собираетесь, Савва Иванович? – вдруг улыбнулась она. – На съёмки?

– На съёмки, – кивнул головой я.

– Не возьмёте ли и меня с собой? – спокойно молвила Ослепительная.

Я на мгновенье запнулся.

«Да! Да! Да, конечно, возьмём!» – хотел было вскричать я.

Но не вскричал.

Куда и как мы могли её взять? Она не прошла того пути, что прошли мои милые юницы и юноши. Да и я сам. У неё о нас совершенно превратное представление и никогда уж не будет справедливым – её мненье девичье.

Молчание сделалось каким-то уж зловещим. И даже она, прелестница, совершенница, кажется, не знала, как растопить лёд отчуждения.

И тут вдруг в тишине прозвучал голосок Сашеньки Бийской:

– Если она будет, тогда не будет меня.

Головокружительная взглянула на Сашеньку аутентично и снисходительно: мол, кто ты, деточка, и кто я! Нас не стоит даже и сравнивать.

Но снисходительность совершенницы оказалась её ошибкой.

– И меня тоже, – отчётливо сказала Гулечка Гареева.

– И меня, – сказала Тамара Шконько.

– И меня, и меня, – одновременно сказали Олечка и Танечка.

Тут прекрасное лицо Немыслимой на мгновение замутилось тенью… растерянности. Никогда прежде, уверен, на лице сём не бывало такой тени.

И всё ж шанс ещё оставался.

Юницы – соперницы, но юноши… юноши могли возжелать Совершенную, они могли подать и совсем другие голоса.

– Зря ты так, – звучно сказал вдруг Алёша.

– Что зря? – вскинулась Ослепительная.

– Ушла зря и пришла зря, и вообще…

– А чего, – лениво вдруг начал Васенька и сделал тут мужеский жест, не допускающий никаких разночтений, – разок её можно попробовать, а потом пусть идёт себе с богом!..

– Это уж не про твою честь, зайчик! – хладнокровно молвила Совершенная. – Даже не облизывайся!..

Васенька удивлённо огляделся.

– Да пошла ты, сучка! – спокойно сказал он. – И получше тебя найдутся!..

Лариса схватилась за соломинку. То есть за меня.

– Савва Иванович!.. – воскликнула она.

– Эх, красивая! – с расстановкой сказал я. – Сама же видишь, как против тебя легла карта. Может, и не хорошо это, но сделанного не возвернёшь! Так что ты иди себе, пожалуйста, и не держи на нас обид!.. И мы на тебя держать их не будем.

Ослепительная гневно хлопнула дверью. Как уж несколько дней назад тому хлопала. Чем же так дверь перед ней провинилась?