Русское народное порно - [20]

– Да-а, – мутно взглянул на меня юный Кладезев.

– Ты любишь нашу Гулечку?

– Ну, ничего так. Она заводит меня.

– Правда, она красавица?

– Ага, только немного сучка.

– А ты, красивая, любишь нашего Васеньку? – спросил я у Гульки.

– Когда он пьяный, ненавижу. Но, если надо, я его постараюсь любить.

– Чего это я пьяный? – покоробился Васенька. – Подумаешь, выпил немного. Хочешь, ты тоже выпей!..

– Я уже пью, – сказала она.

(Гулька, правда, пила пиво. Впрочем, Олечка тоже. Все пили пиво.)

– Значит, всё же не любишь? – допытывался я.

– Савва Иванович, – серьёзно ответила Гулечка, – я ведь просто в вас сразу поверила. Тогда ещё, с самого первого дня. Когда вы сказали, что я принята. И если вы теперь говорите, что мне нужно Ваську любить, значит, я буду любить. Чего бы мне это не стоило!..

– Так-то лучше, – восторжествовал юный Кладезев.

– Придурок ты всё-таки! – заметил Алёшенька. Он всё ещё осуждал приятеля пьяного.

Кладезев в Алёшеньку запустил куском огурца. Тот ответно плеснул в Васеньку пивом. Продукт изводя полуполезный. Юные да легковесные со всякой провизией завсегда обращаются тщетно.

– В вас пока любви недостаточно, – вздохнул я. – Но хорошо только то, что вы ещё в самом начале пути.

– Разве можно любить всех? – усомнился Алёша.

– Нужно, – убеждённо ответствовал я. – Алёша, хороший мой, сними, пожалуйста, с Олечки лифчик, – добавил ещё.

– Э! – возмутился Васенька. – Почему Алёшка? Почему не я?

Алёша деликатно выполнил то, что я его попросил. Олечка тут же стыдливо прикрылась.

Мы стали все подниматься, я взял камеру.

– Олечка, свет мой, зайди, пожалуйста, в воду, поплавай немного, – попросил я Конихину. А сам отбежал к урезу воды и стал снимать её приближение.

32

Дни стояли жаркие, вода же была ещё прохладна. Олечка довольно уверенно зашла в воду по бёдра, потом остановилась, немного подрагивая всем телом (от холода ли?), но потом мужественно плюхнулась животом в воду и поплыла себе, поплыла.

Юноши надели джинсы и ушли за косогор. Через минуту снова появились. Я снимал их.

Юница ещё издали заметила их появление. Хотела было, прикрывши грудь рукой, выскочить из воды и быстро одеться. Но Васенька и Алёша приближались неуклонно. Сужая пространство манёвра. Не оставляя юнице напуганной шанса. Тогда Олечка растерялась, заметалась, отшагнула на глубину и присела так, что вода укрывала её по самое горло.

– Как водичка? – хрипло спросил Алёша. Видевший всю полунагую пловчиху.

Но ответа не было. Юница с ужасом глядела на пришельцев. На юношей, явственно вознамеривавшихся… На самцов приуготовленных… Те остановились подле девичьей одежды.

– Смотри! – сказал Васенька, поднимая Олечкин лифчик. И приложил оный к своей мускулистой груди.

– Кайф! – отозвался Алёша.

– Не трогайте! – крикнула юница.

– Чё ты там сидишь-то? – спросил Васенька. – Ты ж замёрзнешь!

– Она нас боится, – пояснил Алёша.

– Ладно, не бойся, иди к нам! – поманил её пальчиком Васенька.

Но юница даже не шелохнулась.

Я подсказывал артистам некоторые их фразы, я то заходил в воду и снимал беспардонных юношей, то ставал на их сторону и снимал уже начавшую сумбурно стукать зубками от хлада да от волнения Олечку.

Сторона юношей доставляла более восхитительных впечатлений. Сторона юношей вообще превосходней.

Тут Алёша и Васенька разделись донага и, слегка улыбаясь, шагнули в воду. Олечка бросилась на глубину и поплыла. Поплыла на правый берег отчаянным брассом, юноши гнались за ней победительным кролем. Я снимал, стоя по пояс в воде. Юница первая достала ногами дна и рванулась, и побежала так, как смогла. Но тут и юноши выскочили на берег и в три звериных прыжка настигли беглянку. Я за ними следовал немного помедленней, чуть в стороне. Выше по течению – брод через речку, там-то я перешёл.

Нимало не медля, юноши повалили юницу. Васенька насел на неё, стягивая трусы. О, есть ли мгновения слаще? Для юношей да и для юниц вожделеющих тоже. (Олечка, впрочем, не была вожделеющей, Олечка была охвачена страхом.) Все особи, все твари человеческие жаждут таких моментов срывания последних покровов, до замирания сердца, до боли под ложечкой, до затаённого дыхания жаждут. И выпив, вкусив такие мгновения, помнят потом их часы, недели и десятилетия. Должно быть, и на смертном одре вспоминают те. Какие-нибудь содранные трусы, какой-то разорванный лифчик…

Васенька вошёл в орущую Олечку немного картинно, рисуясь. Возбуждённый Алёшенька сидел у Олечкиного изголовья и крепко удерживал её белы ручки. Вскоре Васенька залил Олечкину грудь своим тёплым семенем, и тогда Алёша сменил его.

Чёрт, изнасилование, начавшееся вполне удовлетворительно, решительно шло наперекосяк, рассыпалось. Слишком уж Алёша обращался с Олечкой бережно (лучше бы он немного придушил её или пристукнул). Юница тихо всхлипывала, когда ею овладел второй юный насильник. Но тут же встрепенулась и вся, кажется, отдалась своим ощущениям. Прекрасное её тело сделалось податливым, Олечка потянулась навстречу Алёшиным движениям. Алёша раскраснелся и ускорил темп. Теперь уж оба они дышали в унисон. Васенька более не держал Олечку, в том не было никакой необходимости. И тут вдруг юница, подчиняясь могучему инстинкту, согнула ноги в коленях и притянула их к груди. И ещё с силой обвила руками мускулистый зад Алёши. Юноша, едва, должно быть, не задохнувшийся от счастья, несколько раз мощно содрогнулся, и в это мгновение Олечка бессильно забилась под ним. Алёша тоже будто сорвался с огромной, молитвенно-неизъяснимой высоты, вот они несколько мгновений трепетали оба, трепетали и потом застыли, счастливые, усталые, размозжённые.