Русское движение за тридцать лет (1985-2015) - [159]

Холмогоров как публицист выгодно отличается от многих твердостью позиций в ряде основополагающих вопросов, к примеру, в отношении Великой Отечественной войны, подвига русского народа в ней, в отношении национал-предателей типа Власова и современных власовцев и власовщины; в отношении разного рода федералистов-сепаратистов, сторонников децентрализации России; в отношении избыточной демократии, переходящей порой в национал-либерализм и национал-анархизм, огулом охаивающий не только весь советский период нашей жизни, но и вообще всю нашу государственническую традицию (почему Егор и вышел из НДП); в отношении «братской» Украины и бандеровцев (внесен Киевом в черный список) и т. д. Не говорю уж вообще о его позиции разумного консерватизма, включая правильное понимание проблем семьи, пола и т. п. По убеждениям национал-державник, он ближе всех мне сегодня в идейном спектре русской публицистики. Мне не случалось с ним полемизировать (не было серьезного повода), но и сотрудничать не приходилось, однако я всегда рад видеть его среди участников любой полемики, предполагая, что именно Холомогоров отстоит правильную точку зрения, притом выразительным, ярким русским языком. Чего в этом феномене больше — добротных знаний, таланта или верного национального инстинкта — я не знаю, но пока что практика оправдывает мое доверие. Конечно, поручиться, что так будет всегда, я не берусь, будучи свидетелем многих неожиданных кульбитов мысли известных лиц…

Противоположностью Егору представляется мне Михаил Ремизов, который с апломбом корифея постоянно излагает в корне неверные теоретические позиции совершенно ужасным квазинаучным «птичьим» языком, практически уже нерусским. Человек, безусловно, очень умный и образованный, Ремизов отчасти является жертвой последнего обстоятельства, ибо базируется на западной школе политологии. Чрезмерная вестернизированность Ремизова бьет в нос, проявляясь как в письменной и устной его речи, так и в позиции закоренелого конструктивиста и идеалиста, искренне считающего нации «воображаемыми сообществами», по Андерсону. Мне не раз доводилось критиковать его в печати[182], так что подробности своего отношения могу опустить, но лишь одно замечание сделать необходимо: я считаю теоретически совершенно недопустимым понимание нации в России как согражданства (во франко-американской традиции). Ремизов же на том стоит твердо, словно взявшись обеспечить санкцию на патриотизм для дерусифицированной российской властной элиты. Благодаря чему, видимо, и используется ею как штатный представитель «русской идеи», имея в действительности к оной идее весьма поверхностное отношение. Если перефразировать Станиславского таким манером: «любите политику в себе, а не себя в политике», то придется признать, что Ремизов не слишком соответствует этому завету. А чего бы и ждать от политолога, выпестованного Павловским и Белковским? Впрочем, как писал Козьма Прутков, «и терпентин на что-нибудь полезен»: Ремизов, безусловно, один из тех, благодаря которым русский национализм прописался в легальном секторе политики (вплоть до Кремля), куда многих прочих не очень-то пускают.

К числу «недопущенных» относится, к примеру, историк и публицист Александр Самоваров, яркая, неординарная и неоднозначная личность, смело и самобытно мыслящая. Ученик историка Аполлона Кузьмина (МГПУ), воспитанник и биограф негласного лидера «русской партии» (в брежневскую эпоху) Сергея Семанова, Самоваров постепенно вызрел в одного из заметных идеологов русского национализма. Особенно — развернувшись с многочисленными статьями на электронных страницах АПН, но также и выпустив, начиная с 2007 года, ряд интересных книг: «Нужно ли нам возвращаться в СССР?», «Останутся ли в России русские?», «Перспективы русского национализма», «Русское возрождение», «Русские в Париже в 1814 году» и др. Увлекающийся и не всегда основательный в своих построениях, Самоваров привлекает здоровой искренностью, полемическим задором и огнепышущей ненавистью к русофобам, широтой мышления и исторических ассоциаций, живым и образным языком, оригинальностью постановки и решения проблем. Словом, этот автор прочно занял собственную нишу и, хотя отличается неуживчивостью характера, является по факту ценным членом идеологической когорты русского национализма.

Не менее яркой, неординарной и неоднозначной личностью из «недопущенных» я считаю идеолога русского национал-социализма Андрея Борцова, чьи публикации, в т. ч. в электронных СМИ, по данной теме можно смело назвать самыми талантливыми и фундированными из всех современных. Впрочем, он легко пишет на любые темы, быстро и верно, как правило, схватывая самую суть и мастерски собирая фактуру в интернете. Мои с ним расхождения в оценке социализма как феномена не могут заслонить для меня его очевидную одаренность.

Особняком стоит фигура Константина Крылова, которому Русское движение весьма многим обязано и который войдет в историю как одаренный организатор, без которого не сложился бы целый ряд важнейших элементов русского общественного бытия, начиная от таких медиаресурсов, как сайт АПН и журнал «Вопросы национализма», и заканчивая правозащитной организацией и собственной политической партией (подробности ниже). Трудно даже исчислить все инициативы и процессы, которые держатся на этом деятельном и умном человеке, умеющем находить общий язык с самыми разными людьми, когда того требует польза дела. Получивший великолепное образование на факультете кибернетики МИФИ, а затем на философском факультете МГУ, талантливый поэт и писатель, весьма заметный в кругах постмодернистской литературы, Крылов обладает редкой способностью импровизировать практически на любую тему, имеющую общественное значение. Огромная эрудиция, блестящая память, свободное владение русским языком в его изысканных свойствах, современный стиль мышления позволяют ему интересно говорить и писать, даже когда тема дискурса далека от его профессиональных познаний.