Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв. - [63]
Таким образом, в «промосковском» лагере оказалась основная масса собравшихся на элекцию феодалов Короны и Литвы. Однако слабой стороной этого лагеря было то, что в его составе объединялись группировки, преследовавшие существенно разные цели. Помимо «проавстрийской» партии, присоединившейся к сторонникам царя по тактическим соображениям, в его рамках различаются две особые политические силы, лишь условно и временно объединившиеся между собой — феодалы Великого княжества Литовского и «промосковские» группировки коронной шляхты. Каждая из них имела собственный план действий, который она пыталась осуществить на начальном этапе элекции.
План, намеченный литовскими феодалами, позволяют реконструировать материалы русско-литовских переговоров под Варшавой в конце июля — начале августа 1587 г. Уже в день приезда русских послов их посетил посланец литовских сенаторов Богдан Огинский с рядом вопросов об условиях унии, на которые литовские сенаторы хотели бы получить ответ[620]. Когда послы отказались вести переговоры до получения официальной аудиенции[621], литовская рада продолжала настаивать на своем и прислала 31 июля писаря Андрея Иванова с просьбой дать такие ответы[622]. После того как и эта попытка не удалась, литовские феодалы выслали к послам официальную делегацию во главе с епископом жмудским и воеводой полоцким[623], которая и добилась поставленной цели.
Причины поспешности, проявленной литовскими феодалами, позволяют выяснить содержание некоторых поставленных вопросов. Так, уже Б. Огинский спрашивал послов: если на выборах литовцы разойдутся с поляками, из которых многие желают видеть на троне шведского королевича, захочет ли Федор Иванович «великим князем Литовским стать», оказать Литве быструю помощь войсками и деньгами и дать возмещение тем лицам, которые при этом потеряют «тут в Польше именья и маетности»[624]. Затем тот же вопрос поставил перед послами жмудский епископ М. Гедройц. Выразив уверенность, что сторонники царя должны одержать победу на выборах, он затем перешел к такому варианту событий, когда сторонникам царя не удастся победить противника. В этом случае, заявил епископ, ставя все точки над и, «хотим мы Литва, да Поляшье да Мазовше с Киевом и Подолье и Волынь… от Польши оторватца и упою с ними, по вашему докончанье, хотим разорвать»[625]. Очевидна близость приведенных заявлений с программой действий, намеченной в разобранном выше письме неизвестного литовского вельможи, а также с выдвигавшейся русским правительством программой разрыва Люблинской унии и политического объединения России с Великим княжеством, восстановленным в его старых границах.
И все же, несмотря на недвусмысленный характер приведенных заявлений, пет оснований думать, что Великое княжество действительно хотело пойти на столь радикальную перемену своей политической ориентации. Думается, что речь шла прежде всего о том, чтобы сепаратной элекцией царя, проведенной литовскими феодалами, определить и результаты третьего «бескоролевья» в целом. на раннем этапе элекции конфликты между группировками польских феодалов достигли особой остроты, так что в течение длительного времени начать работу сейма не было возможным. В этих условиях Литва, не принимавшая участия в борьбе и сохранившая свое «единачество»[626], имела возможность решающим образом повлиять на исход элекции. Инициатива шведских послов существенно облегчала эту задачу. Не случайно, на переговорах литовские политики настойчиво советовали русским дипломатам «помиритися» с шведским королем и предлагали свое посредничество[627]. Своевременно заключенное соглашение с Юханом III выводило из игры единственного противника и, учитывая непопулярность австрийского кандидата, почти автоматически гарантировало успех царю Федору. В этих условиях, сотрудничая с Россией и угрожая сепаратной элекцией, можно было добиваться согласия польских феодалов на восстановление старых границ Великого княжества, что и было, думается, главной целью литовской политики[628].
Однако и при этих благоприятных условиях план литовских политиков был слишком смелым. Решиться на его осуществление они могли, лишь получив точное представление о том, стремится ли русское правительство действительно выиграть на выборах и какие условия унии оно может предложить. Отсюда — попытка выяснить, «есть ли государь его милость великий князь Московской правдиве собе самому о тое панство старанье чинити ранит»[629], а также появление длинного перечня вопросов, охватывавших все стороны будущего комплекса взаимоотношений между Россией и Речью Посполитой[630]. Задуманный проект не был проведен в жизнь прежде всего потому, что русские дипломаты не дали ответа на поставленный перед ними главный вопрос — согласится ли царь на сепаратную элекцию. Молчание русских дипломатов, разумеется, в первую очередь объяснялось отсутствием соответствующих указаний в наказе, составители которого не предвидели подобной ситуации. Но одного этого для объяснения позиции русских послов недостаточно. Такие знатоки русско-польских отношений, как Ф. М. Троекуров и В. Я. Щелкалов, входившие в состав русской делегации, несомненно представляли, насколько выгодным для русских внешнеполитических интересов является предложенное литовской делегацией решение проблемы, к которому и само русское правительство склонялось на первом этапе третьего «бескоролевья». Думается, что сдержанность русских политиков в немалой мере объяснялась тем, что в ходе обсуждения между сторонами наметились серьезные разногласия по вопросу о характере унии.
