Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв. - [56]
Таким образом, с наступлением третьего «бескоролевья» традиционные для литовской шляхты симпатии к русскому кандидату вспыхнули с повой силой. В условиях, когда за кандидатуру царя высказались и подавляющая часть шляхты, и ряд ведущих представителей магнатерии, лагерь его сторонников стал ведущей политической силой в Великом княжестве. Иной характер имел ход событий и расстановка политических сил в Короне.
Польские сенаторы, конечно, также придавали значение сохранению мира с соседями в период «бескоролевья» и поэтому охотно согласились на предложения литовской рады выслать представителя в Москву для продления перемирия. Но и русские дела, и русский кандидат стояли у них явно на втором плане. Так, когда весной 1587 г. Л. Сапега переслал подканцлеру коронному В. Барановскому адресованную ему грамоту царя, тот ответил, что за отсутствием при нем «русского дьяка» он грамоты прочитать не мог, а если бы даже и прочитал, то не нашел бы нужным на нее ответить[555]. Некоторые польские политики, однако, и в это время проявили интерес к русским предложениям.
Наиболее благоприятное впечатление русская инициатива произвела на главу католической церкви в Польше, гнезненского архиепископа Станислава Карнковского. Этот прелат еще в 1585 г., когда С. Баторий серьезно заболел, нашел нужным пригласить к себе русского посла, ехавшего в Австрию, и выразить надежду, что в случае наступления «бескоролевья» царь Федор может вступить на русский трон[556]. Узнав о русских предложениях, примас заявил, что он готов поддержать русского кандидата, если тот станет католиком, и через нунция просил папу предоставить ему полномочия для принятия царя в лоно католической церкви. Помимо честолюбивых надежд на роль «апостола Востока», примасом, по его собственным словам, руководили расчеты на то, что кандидатура царя может стать популярной среди шляхты[557]. В тот момент это были только расчеты — в адресованных К. Радзивиллу письмах польских сенаторов встречаем ясные указания, что весной 1587 г. русские предложения обсуждались в Короне лишь в узком кругу ведущих политиков, а шляхта еще не имела своего мнения по этому вопросу[558].
Положение изменилось с возвращением из Москвы в мае 1587 г. польско-литовского посольства. Перемены эти были связаны с деятельностью представителя Короны в составе посольства — люблинского подстолия П. Черниковского. После переговоров с русскими политиками он стал убежденным сторонником московского кандидата[559]. 12 мая, перед отъездом из Москвы, он направил письмо люблинскому старосте, в котором энергично опровергал «фальшивые» слухи о неспособности царя к управлению государством и доказывал, что царь обладает всеми качествами большого государя, которые соединяются в нем с добротой натуры, в чем послы Речи Посполитой могли сами убедиться, видя его подданных, оживающих после «тирании» покойного правителя[560]. По-видимому, он же стал распространять среди населения Короны переданный послам текст обещаний русского правительства[561], что привело к существенным переменам в отношении господствующего класса Короны к русской кандидатуре. Некоторые сенаторы поспешили уведомить литовских политиков о своем положительном отношении к выбору царя[562].
Еще более значительным оказалось влияние этих текстов на коронную шляхту. Хотя в нашем распоряжении нет цифровых данных, к началу элекции большая группировка шляхты перешла в лагерь сторонников царя, о чем свидетельствуют обозначившиеся летом 1587 г. перемены в тактике действий отдельных политических группировок[563]. Рост популярности кандидатуры царя среди шляхты нашел свое отражение и в действиях примаса, который выслал навстречу ехавшим на элекцию русским послам своего «человека» Якуба Кленовского с сообщением, что он «коруны ни на кого положити не хочет опричь государя, царя и великого князя»[564]. Он также публично восхвалял перед собравшейся под Варшавой шляхтой достоинства русского кандидата[565].
О составе этого лагеря позволяют судить подписи на сохранившихся экземплярах «Протестации» сторонников царя против выборов Максимилиана и Сигизмунда, а также те данные о голосовании на выборах, которые приводятся в двух различных «Дневниках» элекционного сейма. Наиболее слабыми были позиции «промосковской» партии в юго-западных воеводствах Короны. Воеводства Русское, Белзское и Подольское были представлены лишь каштеляном львовским Яном Сененским[566] и львовским хорунжим Яном Гербуртом[567]. Кроме них, лишь небольшая группа подолян во главе со старостой скальским Станиславом Ланцкоронским после долгих колебаний выступила за избрание царя[568]. На территории Великой Польши сторонниками царя была, по-видимому, небольшая группа шляхты, главным образом из Калишского воеводства, к ней принадлежали, в частности, калишский подстолий Фалейбовский и автор одного из «Дневников» сейма писарь гродский конинский Яп Любоньский
