Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв. - [46]
В результате в королевской инструкции на предсеймовые сеймики, разосланной в октябре 1586 г., именно этот план был предложен на рассмотрение шляхты. В инструкции говорилось, что на намеченном польско-литовском съезде нечего ждать уступок от русских, «если не будут видеть какой-либо грозы и что ваши милости взялись серьезно и со всеми силами за это дело». В противном случае посылка сенаторов на съезд принесла бы только вред государству: они стали бы посмешищем для русских политиков, которые бы еще более укрепились в своем отрицательном отношении к польским предложениям.
В инструкции, однако, был добавлен еще один важный довод в пользу предложенного плана, который позволяет раскрыть дополнительные мотивы действий его создателей. Автор инструкции обращал внимание шляхты на то, что и в России есть люди, «которые имеют немалую надежду, чтобы могли сами когда-нибудь прийти к этому» (к унии с Речью Посполитой. — Б.Ф.), но если они не увидят «силы отсюда», им не удастся осуществить своих намерений[440]. Таким образом, неудачный исход русско-польских переговоров не заставил сенаторов отказаться от своих расчетов на сотрудничество с боярской оппозицией. С этими расчетами, думается, и была связана вся идея добиться с помощью военной демонстрации «соединения» государств.
В декабре 1586 г. начали собираться предсеймовые сеймики. Хронисты единодушно сообщают, что настроение собиравшейся на сеймики шляхты было благоприятным для королевских планов и, выражаясь словами М. Бельского, «едва ли не все рыцарство к тому склонялось, чтобы короля на эту войну отправить и хорошо снарядить»[441]. Вслед за хронистами это повторяют и исследователи[442]. Однако можно думать, что хронисты обрисовывали положение в «розовых красках». Так, в письмах магнатов того времени встречается ряд сведений о проходивших летом 1586 г. совещаниях оппозиционных С. Баторию польских политиков (где ставился вопрос о низложении короля с трона), о направленных против него памфлетах, распространявшихся перед сеймом среди шляхты[443]. Очевидно, что полного единства в польском господствующем классе не было. Сложным было и положение в Великом княжестве. Коронный подканцлер, который лето 1586 г. провел в Гродне, сообщал, что Литва горит желанием воевать[444]. Однако русские дипломаты, также находившиеся в Гродне в августе 1586 г., передавали в своем отчете иные отзывы шляхтичей: следует помириться с Россией, так как «воеватца… не за что, только лише-деи воеватца королю для своей чести», и что «те-деи поветы, которые от государевы украины, грошей ему не поступятца и на войну думати не почнут»[445]. В письмах М. Радзивилла Сиротки также можно обнаружить целый ряд язвительных выпадов по адресу королевских планов и весьма пессимистические оценки возможных результатов, которые война принесет Великому княжеству[446].
В этих сложных условиях на исход работы сеймиков и на решения сейма могли решающим образом повлиять события, происходившие в это время в России. Осенью 1586 г. борьба политических группировок в России снова обострилась. Шуйские, стараясь лишить правителя опоры в царской семье, пытались организовать коллективное «челобитье» митрополита, бояр и «купецких людей» о разводе царя Федора со своей женой[447]. Годунов же обвинил своих противников в тайных контактах с польским королем. Отправленные в Литву летом 1586 г. послы пытались собрать сведения, нет ли у Шуйских каких-либо сношений с М. Головиным[448]. Зимой 1586/87 г. в пограничные города Великого княжества Литовского пришли известия, что Годунов обвинил перед думой «младшего Шуйского» в тайных контактах с литовскими сенаторами, для чего тот якобы выезжал на рубеж под видом охоты[449]. Наконец, австрийский посол Н. Варкоч, посетивший Москву в конце 80-х годов, записал в своем отчете, что назначенные Иваном IV правители «стали тайно сноситься с Польшей и хотели присоединить к ней (incorporiren
