Русско-ливонско-ганзейские отношения. Конец XIV — начало XVI в. - [97]

Характер военных действий со стороны русских войск во время похода (полевые сражения, разорение местности без попыток овладения населенными пунктами) показывает, что поход имел целью ослабление противника за счет уничтожения живой силы и продовольственных ресурсов, а отнюдь не овладение его территорией, утверждение русских в Ливонии. Такой же характер имели и вторжения русских войск в Ливонию в конце января 1502 г., когда русские отряды вновь появились на территории Дерптского епископства у Кирьемпе и в Вирландии и разорили местности, через которые прошли[794].

Во время этого похода русских войск эстонские крестьяне соединялись в отряды по 100–200 человек и присоединялись к русским[795] — факт, показательный для отношения коренного населения Эстонии как к немецким феодалам, так и к соседней России.

25 января 1502 г. в Вольмаре для рассмотрения сложившегося положения и решения вопроса о дальнейших военных действиях был созван ландтаг, продолжавшийся до 1 февраля. Ландтаг выявил полное отсутствие единства в Ливонии — следствие феодальной раздробленности страны. Из прелатов присутствовал только рижский архиепископ, города были представлены послами Риги и Ревеля. Отсутствовали дерптский, эзельский и курляндский епископы, вассалы Гаррии и Вирландии, большинство епископских вассалов и представители Дерпта[796]. Развернувшиеся на ландтаге прения сопровождались резкой критикой Плеттенберга, которого считали виновником тяжелого положения, создавшегося для Ливонии. Дерптский епископ в письме магистру, присланному на ландтаг, писал, что если магистр не поможет ему всеми силами, то он сделает то, что не хотел бы делать;[797] очевидно, епископ намекал на возможность заключения сепаратного мира с Россией. Еще более решительной была позиция вассалов Гаррии-Вирландии; капеллан архиепископа сообщил, что из Гаррии и Вирландии не приехали на ландтаг потому, что магистр их не защищает и что они хотят искать защиты у великого магистра или даже будут искать себе другого господина в лице датского короля[798]. Резко отрицательная позиция дерптского епископа и вассалов Гаррии-Вирландии в отношении Плеттенберга объясняется тем, что на Дерптское епископство и Вирландию обрушились главные удары русских войск. Но и присутствовавшие на ландтаге представители сословий не выразили энтузиазма по поводу продолжения войны: города жаловались на недостаток средств для содержания кнехтов, вассалы ссылались на свою слабость вследствие отсутствия вассалов Гаррии-Вирландии[799].

После долгих дебатов ландтаг вынес все-таки решение предпринять вторжения в Россию у Нарвы и против Пскова. Одновременно было решено воздействовать на Россию путем экономической блокады и с этой целью просить вендские города, Данциг и Швецию прекратить подвоз товаров русским[800]. Хотя Плеттенбергу удалось добиться в Вольмаре желательных для него решений, весь ход ландтага показал, что война против России не пользуется популярностью в Ливонии и ее бесперспективность понимали даже представители правящего класса немецких феодалов.

В условиях полнейшего разброда внутри Ливонии для Плеттенберга особенно важен был вопрос о получении помощи извне, в первую очередь от Польши — Литвы. Еще около 20 сентября 1501 г., после возвращения из похода в Псковскую землю, Плеттенберг послал к Александру, великому князю Литовскому, посла Иоганна Гильдорпа с жалобой на отсутствие литовских войск во время похода и с настоятельной просьбой выполнять союзные обязательства[801] (в условия литовско-ливонского договора о союзе входил, как мы указывали, пункт о совместном походе против России). С просьбой о помощи Плеттенберг обращался к Александру и к наместникам Вильны и Полоцка и во время похода русских в Ливонию в ноябре-декабре 1501 г.[802] Вновь ливонские власти просили наместника Полоцка о помощи во время вторжения ливонцев в Псковскую землю в марте 1502 г.[803] (см. далее). Александр через своего посла Альберта Горского в марте 1502 г. передал Плеттенбергу заверения в верности союзу и обещания лично приехать в Литву, чтобы подготовиться к совместному походу против русских[804]. В июне Александр прислал Плеттенбергу новое письмо, в котором повторил заверения в своем желании исполнить союзные обязательства[805]. Но несмотря на эти заверения, Литва, поглощенная войной с Россией, не могла выделить силы для участия на ливонском театре военных действий. Более того, успешные действия русских войск заставили правящие круги Литвы задуматься над целесообразностью дальнейшего продолжения войны, и когда в 1502 г. от русского правительства последовали мирные предложения, сейм в Новогрудке в июне — августе вынес решение начать мирные переговоры с Москвой[806].

Сложной в отношении войны, происходившей между Россией, с одной стороны, и Литвой и Ливонией — с другой, была позиция Пруссии. Ливонский орден являлся ветвью Тевтонского ордена, и последний был, таким образом, естественным покровителем Ливонии. Но вместе с тем Пруссия не была заинтересована в поражении России, ибо победа Литвы в войне усилила бы позиции Литвы — Польши и увеличила бы опасность полного подчинения Пруссии Польше. Поэтому великий магистр Тевтонского ордена Фридрих Саксонский (1498–1510), развивая, казалось бы, энергичную дипломатическую деятельность, имевшую цель помочь Ливонии, в то же время эффективной реальной помощи ей не оказывал. В декабре 1501 г., после получения известия о походе русских в Ливонию, великий магистр созывает в Кенигсберге ландтаг для обсуждения вопроса о помощи Ливонии, на котором было решено ввести налог на города для содержания кнехтов, предназначенных для Ливонии