Русско-ливонско-ганзейские отношения. Конец XIV — начало XVI в. - [140]

Следующая группа статей договора (статьи 7–11) посвящена рассмотрению различных случаев, связанных с поездками купцов по морю[1109]. Ст. 7 устанавливает ответственность Ганзы (частичную) за ограбления новгородских купцов на море: если новгородские купцы будут ограблены «лихими людьми» из 70 городов, то городам их искать, если найдут — казнить и товар возвратить новгородцам; если же разбой случится «от иных лихих людей», не являющихся выходцами из ганзейских городов, и городам «учинитца весть», то искать «лихих людей» наместникам великого князя; если наместники «добудут» их, то казнить, а товар возвратить новгородским купцам. Ст. 8 касается ответственности русской стороны за ограбления немецких купцов «на новгородской земле или на воде»; наместникам великого князя искать «лихих людей», если найдут их — казнить, а товар возвратить немцам. Эта статья как бы уравновешивала ст. 7 и юридически ставила обе договаривающиеся стороны в равное положение. Реально же принятие на себя Ганзой ответственности за ограбления новгородцев на море пиратами (если они были выходцами из ганзейских городов) способствовало развитию русского торгового мореплавания, а это наносило интересам Ганзы такой ущерб, который не мог уравновеситься обязательством новгородских наместников отыскивать «лихих людей», ограбивших ганзейцев на новгородской территории. Недаром Ганза на протяжении почти всего XV в. отказывалась предоставить новгородцам «чистый путь за море». Обе рассмотренные статьи были заимствованы из новгородско-ганзейского договора 1487 г.[1110] В договоре 1514 г. они были дополнены взаимным обязательством русской и ганзейской сторон, сформулированным в ст. 9, «не порубать» купцов из-за «лихих людей» — «разбойников». Этим дополнением стороны стремились избежать конфликтов, возникавших из-за репрессий, применявшихся к купцам одной с грабителями национальности властями той стороны, к которой принадлежали пострадавшие.

В ст. 10 речь идет о дележе товаров, погруженных немцем и новгородцем на одно судно и оставшихся невредимыми после какого-либо несчастья с ними на море (очевидно, имеется в виду кораблекрушение зафрахтованного совместно судна). Статья гласит: «А похочетъ новогородецъ товаръ класти с немчиномъ въ лодю или въ бусу въ одном мѣстѣ, а доспѣетца притча над тѣмъ товаромъ на морѣ: ино дѣлитись немчину с ноугородцомъ по товару, что останетца». Остановимся на условиях дележа, выраженных словами «по товару». В договоре с Ганзой 1487 г., где впервые встречается разбираемая статья и откуда она была перенесена в договор 1514 г., русскому «по товару» соответствует средненижненемецкое na patall, адекватное в свою очередь латинскому pro rata parte, что означает «соразмерно доле каждого». Следовательно, оставшиеся после кораблекрушения товары делились соразмерно долям каждого из владельцев, погруженным на судно. При этом пропорциональный дележ должен был производиться независимо от того, чей товар остался — русского или немца. Установленный в договорах с Ганзой 1487 и 1514 гг. новый принцип раздела оставшегося товара пропорционально долям товаров, погруженных на судно, был введен, возможно, под влиянием русского обычного права[1111].

Очень интересна ст. 11 договора, которая устанавливала, что в случае если на море новгородскую бусу «задеретъ… ветромъ» и прибьет к немецкому берегу «семидесяти городовъ» или немецкую бусу — к «великого государя отчинѣ к Ноугородцкой землѣ берегу», то «тѣ бусы, обыскавъ, отдавати на обѣ стороны безъ хитрости по сей перемирной грамоте и по крестному целованию. А имати отъ техъ бусъ переима от десяти рублевъ по рублю; а боле будетъ товару или менши, ино по росчету имати». Эта статья обязывала стороны суда, выбрасываемые на берег в результате кораблекрушения, возвращать вместе с товарами владельцам, т. е. она содержала освобождение от берегового права — права присвоения прибрежными жителями выброшенных морем на берег предметов. Участники спасательных работ, согласно статье, получали «переим»[1112] (вознаграждение в виде 10 % стоимости спасенных товаров). Анализируемая статья договора 1514 г. — единственная в истории новгородско-немецких правовых отношений. До этой статьи ни в одном из новгородско-немецких договоров нет упоминаний ни о береговом праве, ни об освобождении от него. Чем можно объяснить это явление?

Объяснение его надо искать, как нам кажется, в двух обстоятельствах: 1) в относительно слабом развитии торгового мореплавания новгородцев до XV в.[1113] и 2) в отсутствии, по всей вероятности, берегового права в Новгородской земле. Для русских купцов, вплоть до конца XIV в. сравнительно редко совершавших поездки «за море», освобождение от берегового права не являлось настоятельной необходимостью. Что касается немцев, постоянно прибывавших по морю в Новгородскую землю, то они с береговым правом в ней, по-видимому, не сталкивались. Доказательство тому — полное молчание источников о береговом праве.

Более того, в договоре 1269 г. есть статья, которую можно истолковать как косвенное указание на его отсутствие в Новгородской земле. Эта статья гласит: «А приедет гость на Неву и понадобится ему дерево или мачтовый лес, рубить их ему по обоим берегам реки, где захочет»